Догнать и перегнать Германию. Зачем? - «Тема дня»

Премьер-министр подписал план, по которому экономика России должна занять пятое место в мире, обогнав Германию. Получится ли? И станем ли мы жить лучше немцев?

В 1987 году Италия обогнала Великобританию: итальянский ВВП прибавил за год 18%, что позволило стране стать шестой экономикой в мире. Удивительный рывок, впрочем, случился только на бумаге: просто служба статистики решила добавить в ВВП данные по теневой экономике, которая, как известно, в Италии весьма обширна. Это событие осталось в истории под своим оригинальным именем — Il sorpasso («обгон»).

Россия, конечно, тоже участвует в глобальной ВВП-гонке. Премьер-министр РФ Дмитрий Медведев подписал план по достижению национальных целей, согласно которому Россия должна до 2024 года стать пятой экономикой мира. Собственно, этот план — лишь фиксация майских указов президента Владимира Путина от 2018 года. Пока на пятом месте по ВВП идет Германия. В связи с этим возникает два вопроса. 1) Насколько реальна задача? 2) Обогнав Германию по ВВП, заживем ли мы лучше немцев?

В том, чтобы мериться ВВП, нет никакого смысла, кроме пропагандистского: сравнение экономик по размеру мало что говорит об их состоянии, еще меньше — о благополучии жителей, на этот ВВП работающих.

Валовой внутренний продукт — традиционный способ измерения экономики. Это полезный инструмент, чтобы отслеживать, как и куда движется национальная экономика, убеждены экономисты, однако использовать его для сравнения стран между собой можно с очень большой оговоркой.

«Во-первых, у стран с одинаковым размером ВВП может быть разная структура экономики, — говорит заведующий кафедрой фондовых рынков и финансового инжиниринга факультета финансов и банковского дела РАНХиГС Константин Корищенко. — Ведь сама по себе величина ВВП не дает глубокого представления об экономике: базируется ли она на продаже сырья и соболиных шкурок, на развитии высоких технологий или же сделана ставка на то, чтобы стать глобальным кол-центром, как делала ранее Индия».

Во-вторых, сам по себе размер ВВП и его динамика не являются достоверными показателями ситуации в экономике. Характерный пример: в 2015 году ВВП России сократился на треть — с 2,06 трлн до 1,36 трлн долларов (ВВП в международной статистике учитывается в долларах США). Однако причиной этого стал обвал рубля в конце 2014 года, а вовсе не сокращение на треть физического выпуска. Или другой пример: рост ВВП в Ирландии в 2015 году.

«В 2015 году показатель ВВП страны вырос на 26,3%, а позднее рост был пересмотрен еще в большую сторону — до 34,4%, — говорит профессор РАШ Валерий Черноокий. — Однако никакого экономического чуда не случилось: весь этот рост был обусловлен использованием схем по уходу от налогообложения». «Низкий корпоративный налог в Ирландии (12,5%) привел к тому, что с 2003 года начался значительный приток средств в страну», — дополняет ведущий аналитик QBF Олег Богданов. Ирландия превратилась в европейскую Кремниевую долину, заманивая к себе как технологические стартапы, так и крупнейшие компании вроде Apple, Google, PayPal, Facebook и так далее. «Только Apple с 2004 по 2014 год прокачала через свою ирландскую дочку 147 миллиардов долларов, — говорит Богданов. — Понятно, что эти процессы серьезно инфлировали ирландский ВВП и создавали значительные искажения». При этом на благосостоянии простых ирландцев приход в их страну технологических гигантов почти никак не отразился. Нобелевский лауреат по экономике Пол Кругман даже дал название этому феномену — «леприконская» экономика.

Получается, размер ВВП сам по себе мало что говорит о жизни простых людей. А ведь мы на самом деле хотим не обогнать Германию по ВВП, мы хотим жить лучше, чем в Германии. Ну или хотя бы не хуже. И что теперь делать?

Уже после майских указов Владимир Путин уточнил: мы должны войти в пятерку крупнейших экономик мира по паритету покупательной способности (ППС), то есть учитывая относительный «вес» денег. Ведь известно же, что за один доллар можно купить разное количество товара в Швейцарии и в Таиланде.

Использование ППС существенно меняет расклад вещей. Достаточно сказать, что если в номинальных долларах самой крупной экономикой мира остаются США, то по показателю ВВП по ППС уже с 2013 года лидирует Китай.

Для России этот показатель тоже меняет расклад к лучшему, поскольку позволяет перепрыгнуть сразу на несколько ступеней вверх. Если в номинальных долларах мы занимает 11-е место в мире, то по ППС — уже шестое. А на пятом — Германия. Так что в теории задача обогнать Германию не кажется такой уж фантастической.

Но вопрос о смысле этого соревнования по-прежнему актуален. Целью любой политики в идеале должен быть рост благополучия граждан, а не абстрактный рост экономики. ВВП по ППС хотя и выглядит более осмысленным, кажется, не приближает нас к счастью. Так, по показателю ВВП по ППС мы уже обогнали Великобританию, Францию и Италию.

«Если мы хотим индикатор благополучия граждан, то это будет не просто ВВП, а ВВП на душу населения по ППС, — говорит директор Института стратегического анализа компании «ФБК» Игорь Николаев. — Да, тоже не идеальный показатель, но в лидерах по этому показателю действительно будут страны с высоким уровнем жизни населения». Это действие — деление на число жителей — сразу отбрасывает Россию на много ступеней назад — по ВВП на душу населения по ППС мы оказываемся на 62-м месте. О том, чтобы догнать Германию при таком раскладе, точно можно забыть, хотя и она по такому показателю откатывается на 20-е место.

«Но даже этот показатель лучше применять исключительно для внутреннего использования, чтобы посмотреть, как растет экономика за тот или иной отрезок времени с учетом изменения как уровня цен, так и валютного курса, — говорит Константин Корищенко. — Использовать его для межстранового сравнения уровня благополучия не очень корректно, ведь мы не знаем, ощущает ли себя среднестатистический житель Швейцарии счастливее среднестатистического жителя Африки».

Иногда этот показатель и вовсе может давать искаженную картину. «По уровню ВВП на душу населения (при пересчете по ППС) Люксембург занимает одну из лидирующих позиций в мире (в 2017 году этот показатель составил 103,7 тысячи долларов), — приводит пример Валерий Черноокий. — Однако почти треть этого дохода ушла в руки иностранных работников, которые каждый день приезжают в Люксембург на работу из Германии, Франции и Бельгии, а также иностранных компаний, зарегистрированных в этой стране».

В данном случае более точную картину дает такой показатель, как валовой национальный продукт (ВНП): он рассчитывается статистическими службами менее оперативно, зато более точно показывает доход, полученный именно жителями и компаниями страны. Обычно ВВП и ВНП близки по размеру, но в случае Люксембурга они показали большой разрыв. В 2017 году ВНП на душу населения составил в Люксембурге существенно более низкую сумму — 72,6 тыс. долларов.

Пример Люксембурга довольно редок, но и для большинства других стран показатель ВВП на душу населения по ППС не является оптимальным индикатором благополучия. И вот почему. «Этот показатель не отражает неравенство доходов и богатства, продолжительность жизни и состояние здоровья населения, баланс свободного и рабочего времени и удовлетворенность условиями труда, не учитывает негативное влияние производства на экологию, — говорит Валерий Черноокий. — ВВП не измеряет (и не предназначен измерять) такие неэкономические факторы благосостояния, как уровень преступности, восприятие коррупции и соблюдение прав человека, а также субъективные показатели счастья, связанные, например, с благополучием в семье или благоприятным климатом».

Поэтому экономисты, пытаясь оценить благополучие на основе сугубо экономических показателей, призывают, помимо ВВП на душу населения по ППС, смотреть и на другие показатели.

«Важен не только размер ВВП — в целом или на душу населения, но и уровень неравенства, — говорит Константин Корищенко. — Возьмем две страны. Одна имеет ВВП в размере 10 миллиардов долларов, а вторая — в размере 100 миллиардов долларов. Количество жителей в обеих странах сопоставимо. Кажется, что вторая в десять раз богаче. Но представим, что первая страна поделила свои 10 миллиардов между всеми жителями, а вторая отдала 95% дохода пятерым олигархам. Получается, что во второй стране уровень неудовлетворенности большинства населения будет выше. Мы знаем, что в странах, где неравенство растет более быстрыми темпами, чем экономика, население может чувствовать себя все менее и менее комфортно, несмотря на рост экономики».

Впрочем, на днях российский экономист, сотрудник РАН Владимир Попов выступил с альтернативной точкой зрения. Он заявил, что в богатых странах рост неравенства действительно плохо сказывается на самоощущении населения, а вот в бедных наоборот: рост неравенства делает население более счастливым. Этот удивительный парадокс Попов объясняет, например, числом self-made миллиардеров: простые люди примеряют на себя возможность разбогатеть, и эта мысль их греет. Правда, эксперт, работающий в исследовательском институте «Диалог цивилизаций», основанном экс-главой РЖД Владимиром Якуниным, почему-то не учел, что рост неравенства, как правило, связан со сломанным социальным лифтом и исчезающей возможностью подняться в следующий социальный и имущественный класс.

Всего же на сегодня существует около десяти ключевых метрик, которые оцениваются прежде всего, но для полной картины нужно гораздо больше, говорит аналитик инвестиционно-финансовой компании «Солид» Вадим Кравчук.

Но раз требуется так много дополнительных показателей, может, имеет смысл вообще отказаться от ВВП и применять тот индикатор, который «единолично» сможет показать, как меняется жизнь людей?

Бутан, например, так уже сделал. «Основной целью правительства этой страны, согласно ее конституции, является рост валового национального счастья (ВНС), — говорит Валерий Черноокий. — По замыслу его создателей, этот показатель должен отражать не только уровень социально-экономического развития этой страны, но и ее традиционные ценности — семью, культуру, природу, буддийскую религию».

Правда, добавляет профессор, «по мнению критиков этого подхода, этот показатель включает все, но в конечном счете ничего не значит». Так же критически настроены экономисты и к другим многочисленным «индексам счастья», на которые в последние годы наступила настоящая мода.

Существует множество показателей, которые в той или иной мере пытаются дополнить или заменить ВВП в качестве меры благосостояния или счастья. Вот некоторые из них:

— Индекс человеческого развития (Human Development Index) Программы развития ООН. На первом месте Норвегия. Россия занимает 49-е место.

— Индекс лучшей жизни (Better Life Index) ОЭСР. На первом месте Норвегия. Россия в рейтинге отсутствует.

— Индекс качества жизни (Quality-of-Life Index) компании Economist Intelligence Unit. На первом месте Ирландия. Россия занимает 105-е место.

— Всемирный доклад о счастье (World Happiness Report) ООН. На первом месте Финляндия. Россия занимает 59-е место.

— Международный индекс счастья (Happy Planet Index) New Economics Foundation. На первом месте Вануату. Россия — на 116-м месте.

Но отношение к этим индексам у экономистов настороженное. «Не выдерживают никакой критики многочисленные так называемые альтернативные индексы счастья, — считает ведущий аналитик QBF Олег Богданов. — Самый известный — это индекс (World Happiness Report), который рассчитывается Колумбийским университетом, центром «Институт земли» под эгидой ООН. Согласно этому индексу, самые счастливые страны — это Финляндия, Дания и Норвегия. Но даже в расчете этого показателя присутствует компонент ВВП на душу населения. Другие индексы счастья выводят на первые места такие страны, как Коста-Рика и Вануату. Что делать экономистам и финансистам с этими индексами, совершенно непонятно. Покупать облигации и валюту или продавать их? Тем более как вести себя, например, ЕЦБ от того, что Финляндия — самая счастливая, ставку повысить?»

Идеального показателя, который одной цифрой отражал бы все многообразие факторов, влияющих на благосостояние населения, и позволял бы точно сравнивать страны по качеству жизни нет и никогда не будет, считает Черноокий. Всегда возникает вопрос и в объективности индикаторов, и в финальном расчете (например, с какими весами они входят в расчет итогового индекса).

Несмотря на всю критику в отношении ВВП, ни одна попытка предложить работающую альтернативу не увенчалась успехом. Все опрошенные Новости Банков эксперты однозначно признали, что более точного индикатора, который бы отражал экономическую картину, нет. «Замена ВВП на другой индикатор в ближайшем будущем не просматривается, — говорит Игорь Николаев. — И это естественно, потому что показатель ВВП фундаментально силен: развитие экономики — это создание новой стоимости, новая стоимость — это ВВП». Другое дело, что методика и механизмы подсчета ВВП могут и должны меняться, поскольку меняется сама экономика — появляются совершенно новые отрасли.

«Никто не думает о том, чтобы отказаться от использования показателя ВВП. Речь идет лишь о том, чтобы более точно его считать, — говорит Константин Корищенко. — США, например, корректируют методику расчета каждые три-четыре года. Последний раз им удалось таким образом увеличить ВВП почти на 1 триллион долларов».

США, вероятно, научились лучше остальных стран считать добавленную стоимость, не имеющую физического воплощения, а также количество и эффективность интеллектуального труда. «Все цифровые сервисы — «Яндекс.Такси», Booking и другие — создают добавленную стоимость, без сомнения, но как ее измерить? — продолжает Корищенко. — И Россия, и другие страны сейчас решают эту проблему. В РФ методология расчета ВВП также непрерывно пересматривается. Возможно, американцам это удается лучше, поэтому мы видим, что их ВВП так хорошо растет».

«Действительно, сейчас многими экономистами отмечается тот факт, что цифровизация экономики и развитие интернет-технологий не всегда адекватно отражаются в росте ВВП, — говорит Валерий Черноокий. — Так, например, многие цифровые услуги (open source software, поиск в Интернете, социальные медиа, VoIP-телефония или услуги онлайн-бронирования) либо являются бесплатными, либо финансируются за счет рекламы и практически ничего не стоят для конечного потребителя. В ВВП они должны отражаться по рыночной цене, но, учитывая бесплатный их характер, вклад этих услуг в показатель ВВП будет совсем небольшим. И это несмотря на то, что такие услуги оказывают все возрастающую роль в нашей жизни».

Не менее актуален и вопрос древних видов бизнеса, который не всегда попадает под учет статистики. «К примеру, проституцию учитывать или нет? — спрашивает Игорь Николаев. — Услуги оказываются, оплачиваются, новая добавленная стоимость создается. Где-то проституция легализована, значит, учитывать надо обязательно. Где-то не легализована, и встает вопрос о правомерности учета нелегальной деятельности».

И все же есть страна, которая, не отказавшись полностью от ВВП, выбрала себе другой главный индикатор состояния экономики. В 2017 году Ирландии пришлось отказаться от стандартов ВВП из-за существенных искажений, которые произошли из-за вышеупомянутого прихода в страну крупнейших мировых компаний, привлеченных возможностью сэкономить на налогах. «В Центральном банке Ирландии решили с этой проблемой разобраться и в 2017 году анонсировали новую систему подсчета Modified Gross National Income, где дисконтировались иностранные активы и иностранная интеллектуальная собственность, — говорит Олег Богданов. — В результате в 2017 году получилось, что официальный ирландский ВВП на 147% выше нового индекса GNI».

А что же благосостояние населения? Его оценку, по мнению опрошенных экспертов, следует осуществлять следующим образом: стремиться к более точному подсчету ВВП, использовать показатель ВВП по ППС на душу населения, обязательно дополненный другими показателями — экономическими, социальными, экологическими. При этом от мыслей кого-то перегнать придется отказаться и отслеживать внутреннюю динамику индекса. В нашем случае достаточно хотя бы вернуться к состоянию экономики, которое было у России несколько лет назад, — с более крепким рублем, не падающими доходами и более активным экономическим ростом.

Милена БАХВАЛОВА,