Хвост, который виляет собакой. Всегда ли опасны президенты, слушающие толпу - «Тема дня»

Победа на выборах на Украине юмориста Владимира Зеленского вызвала панику в СМИ: якобы президент-популист точно отправит страну на дно. Рост популизма по всему миру принято считать одной из главных угроз для глобальной экономики. А что говорит статистика?

В Венесуэле происходит локальный конец света. Инфляция в прошлом году достигла 1 700 000%, ВВП рухнул на 15%, треть населения потеряло работу и более 3 млн человек бежали из страны буквально от голодной смерти. А ведь Венесуэла входит в десятку лидеров по добыче нефти. Прямыми виновниками кризиса экономисты называют бывшего президента страны Уго Чавеса с программой «боливарианского социализма», а также его преемника Николаса Мадуро. Национализация предприятий, рост налогообложения, фиксированные цены на многие группы товаров (например, внутренняя цена на бензин с 1998 по 2007 год составляла 3 цента США и была самой низкой в мире), ограничение оборота иностранной валюты — все это медленно, но верно подводило страну к краю пропасти, толчком в которую стало падение нефтяных цен в 2016 году. Действия Чавеса и Мадуро — наглядный пример левого популизма, когда политики принимают решения, дающие быстрый эффект в виде одобрения «широких народных масс», но опасными в долгосрочной перспективе. Левый популизм тяготеет к социализму и главным врагом видит финансовую элиту.

На Европейском континенте разыгрывается своя популистская драма. Жители Великобритании с подачи консерваторов летом 2016 года проголосовали за выход из Евросоюза. Последствия для британцев уже имеются: если в 2015 году ВВП страны вырос на 2,3%, то по итогам 2018 года — только на 1,4%. Финальная цена Brexit неизвестна, поскольку неизвестны условия выхода страны из ЕС, однако уже сейчас, в этой ситуации неопределенности, Великобритания теряет более 500 млн фунтов стерлингов каждую неделю — из-за того, что международный бизнес покидает страну, местный — недополучает прибыль, объем собираемых налогов снижается, ценные бумаги дешевеют, падает капитализация компаний. Brexit — пример правого популизма, когда политики действуют в угоду «национальным интересам». Врагами народа обычно назначают мигрантов или меньшинства.

Одной Великобританией завоевания популизма могут не ограничиться. Ценности свободы и даже идентичность Европы как изначального носителя этих ценностей поставлена под угрозу — с таким манифестом выступили в конце января 30 писателей, историков и нобелевских лауреатов, среди которых Милан Кундера, Салман Рудши, Орхан Памук. «Спустя три четверти века после победы над фашизмом и через 30 лет после падения Берлинской стены идет новая битва за цивилизацию», — пишут авторы манифеста. Европа разваливается на глазах, предупреждают они, а майские выборы в Европарламент могут стать «самыми ужасными выборами в Европе с 1930-х годов».

Свою лепту в борьбу с популизмом решили внести экономисты. Они объединились в проект Team Populism (с англ. «Команда популизма») и создали «Базу данных мирового популизма», в которую вошли 40 стран из разных частей мира, чьи лидеры декларируют популистские взгляды того или иного толка.

Однако тут результат анализа удивил ученых. «Это противоречило тому, что я ожидал, — признался руководитель Team Populism, профессор Оксфордского университета Дэвид Дойл в докладе «Последствия популизма» в марте 2019 года. — Видимо, я был слишком предвзят, много лет изучая, чем именно плох популизм».

Что же обнаружили экономисты?

«Популизм — это результат экономического сбоя. Десять лет, прошедшие с последнего финансового кризиса, показали, что система управления экономикой, которая господствовала последние 40 лет, разрушена. Некоторые называют текущий подход неолиберализмом. Возможно, лучшим названием было бы «антипопулизм», — объясняет редактор отдела экономики британской газеты The Guardian Ларри Эллиотт.

«Антипопулизм» устроил так, что ответственные за глобальный финансовый кризис вышли сухими из воды, в то время как весь груз последствий лег на плечи ни в чем не повинных людей». «Антипопулизм» устроил так, чтобы плоды экономического роста шли единицам, а не многим. «Антипопулизм» означает изменение расклада сил в пользу менеджмента и обращения с людьми как с зарплатными рабами. Так поясняет свою позицию Ларри Эллиотт. Собственно, именно так и обстоят дела.

Новости Банков уже писал о том, что растущее последние десятилетия имущественное неравенство резко усилилось после 2008 года, что политика количественного смягчения привела к самому долгому циклу роста фондовых рынков и к кратному росту благосостояния владельцев компаний, в то время как заработные платы в западных странах за последние десять лет или практически перестали расти в реальном выражении, или даже сократились.

Впрочем, проблемы начались не десять лет назад. Эллиотт обращает внимание, что 10% самых богатых жителей США в период с 1950 по 1980 год получали 34% национального дохода. Потом эта доля начала расти, подскочив в период пузыря недвижимости 2001—2007 годов до 98%. Буквально 98 центов с каждого доллара роста ВВП шли в карман 10% самых богатых американцев.

Экономисты Джеймс Монтьер и Филип Пилкингтон из глобальной инвестиционной компании GMO в своей работе «Глубинные причины долгосрочной стагнации и подъем популизма» пишут, что с 1970-х годов развитые страны начали менять приоритеты в экономической политике. Эти перемены постепенно ослабляли защищенность простых людей, а при возникновении кризиса ударили по ним в полную силу. Первым изменением стал отказ от идеи полной занятости. Вместо этого экономические власти начали регулировать инфляцию. Вторым — стремление сделать рынок труда максимально гибким. Обратной стороной этой гибкости оказалась неопределенность. В результате вырос прекариат — класс людей с неустойчивой занятостью (работники с временными контрактами, самозанятые и проч.) и незащищенными социальными правами. Третьим изменением стал вызванный глобализацией рост международных потоков людей, капитала и торговли, который обернулся потерей рабочих мест среди населения в развитых странах. И наконец, четвертым стал фокус на максимизацию прибыльности акций вместо реинвестирования, которое, в свою очередь, привело бы к росту (как экономики в целом, так и зарплат).

Под управлением популистов сегодня находится более 50% глобальной экономики, подсчитал главный экономист Capital Economisc Нил Ширинг. К обширной группе лидеров-популистов относят Маттео Сальвини в Италии, Виктора Орбана в Венгрии, Анджея Дуду в Польше, Родриго Дютерте на Филиппинах и, конечно же, Дональда Трампа. Статистика свидетельствует: далеко не во всех странах приход к власти популистов автоматически приводит к экономической катастрофе. Есть как минимум три области, в которых политикам из этой когорты удается улучшить ситуацию.

В 2006 году в расположенной неподалеку от Венесуэлы Боливии к власти пришел Эво Моралес — сейчас заканчивается его третий президентский срок. Он прославился схожей с Венесуэлой антиамериканской риторикой, национализацией добывающей отрасли и прочими инициативами. Только вот с момента прихода Моралеса к власти доля людей, живущих за порогом бедности, снизилась с 59,9% в 2006 году до 34,6% в 2017-м. А усредненный рост ВВП за этот период составляет впечатляющие 4,9%.

В чем разница между этими двумя странами? Дело не в том, как получать деньги (обе страны — крупные экспортеры природных ресурсов), а в том, как их перераспределять, предполагает группа ученых в Team Populism, объединившихся, чтобы изучать влияние популизма на экономику.

Моралес сделал ставку на сокращение бедности «снизу». Миллионы боливийцев получают денежные пособия — в первую очередь это касается стариков, беременных женщин и малообеспеченных семей с детьми. Чавес же решил помочь бедным «сверху» — зафиксировав неадекватно низкие цены на ряд потребительских товаров. Известен случай, когда он ходил по магазину, зачеркивая цифры на ценниках на китайских холодильниках и рисуя новую, «справедливую», на его взгляд, цену.

Секрет успеха Моралеса в сокращении бедности лежит также в государственных расходах на базовую инфраструктуру, считает экономист по развитию при ООН Эрнесто Перез. По его подсчетам, в 2005 году Боливия потратила на школы, больницы, электростанции, электрификацию и ирригацию 629 млн долларов, а в 2018 году — уже 6,5 млрд долларов, увеличив инвестиции более чем в 10 раз. Сегодня эти стройки создают прямые рабочие места, но, что еще важнее, завтра они изменят экономику страны, говорит экономист. «По своим масштабам это напоминает программу послевоенного восстановления Европы, только это происходит в Боливии, 70 лет спустя», — поясняет Перез.

Исследование Team Populism показывает: корреляция между приходом к власти популиста, особенно левого, и сокращением имущественного неравенства имеет «довольно большой эффект». Помимо Боливии, он ярко проявил себя, например, в Эквадоре при Рафаэле Корреа. Сокращение бедности, хоть и в меньших масштабах, было характерно и для популистов центристского или правого толка.

Из обобщения опыта всех стран исследователи установили, что свою роль играют введение минимального размера заработной платы и защитных мер на рынке труда. И совершенно точно сокращение разрыва между бедными и богатыми не было результатом прогрессивного налогообложения — инструмента, считающегося классическим для решения такого рода задач.

Еще один интересный эффект популизма обнаружил главный экономист Capital Economisc Нил Ширинг. Он изучил экономику Польши, Венгрии, Филиппин и США, где пришли к власти правые популисты, и увидел существенное ускорение экономического роста уже спустя два года. Одну из причин экономист видит в ослаблении фискальной политики, которое предприняли новые лидеры. А также в общемировой тенденции низких долговых ставок, что, правда, к популизму уже не имеет отношения.

О росте экономики можно говорить и в случае Португалии, добавляет аналитик инвестиционно-финансовой компании «Солид» Вадим Кравчук. «На президентских выборах в 2016-м победил последователь прошлого лидера, то есть формально его нельзя считать популистом, но вот его последующие решения попадают под такие критерии, — объясняет Кравчук. — Вместо сокращения расходов было решено увеличить их — зарплаты стали выплачиваться в полном объеме, увеличилась социальная поддержка, а коммунальные тарифы для льготников снизились. В результате экономическая активность заметно увеличилась, улучшается деловое доверие и растет потребление, что показывают последние макроэкономические отчеты. По итогам 2017 года ВВП страны прибавил 2,8%». Что показательно, еще в 2016 году ВВП вырос только на 1,9%. Более того, экономика Португалии в 2017 году обогнала экономику ЕС (которая выросла на 2,5%) — впервые с 2009-го. В 2018 году рост всей европейской экономики замедлился, но Португалии снова удалось получить результат выше среднего: рост ВВП составил 2,1% против общеевропейского роста в 1,9%.

«Думаю, будет честным признать, что если в стране нет острых проблем, то приход популистов к власти вряд ли вызовет немедленный экономический коллапс, — пишет Ширинг. — Краткосрочные риски часто преувеличиваются: в действительности экономический рост в большинстве случаев ускоряется».

Некоторые экономисты, глядя на все эти примеры, приводят контраргумент: возможно, некий положительный момент и есть, но лишь на короткий срок. В долгосрочной перспективе популизм несет одно лишь зло. Но так ли это?

В том, что экономический популизм работает, причем «вдолгую», убеждает профессор международной политической экономии Правительственной школы Джона Ф. Кеннеди при Гарвардском университете Дени Родрик. Он приводит в пример пришедшего к власти в 1933 году американского президента Франклина Рузвельта и его экономическую политику «Новый курс», предпринятую, чтобы вывести страну из Великой депрессии.

Инициативы Рузвельта нередко натыкались на сопротивление судебных органов, которым не нравилось в первую очередь его вмешательство в экономику. Например, суды заблокировали новый закон о введении минимальной заработной платы. Чтобы переломить ситуацию, Рузвельт увеличил размер Верховного суда, чтобы разбавить его состав своими сторонниками. Он был под постоянной критикой за то, что называл корпорации и банки «экономическими роялистами», имея в виду, что они монополизировали экономику за счет простых людей.

И хотя окончательным выходом из Великой депрессии Америка обязана Второй мировой войне, уже до ее начала политика Рузвельта привела к своим результатам. В 1932 году ВВП США упал на 12,9%, а уже по итогам первого года правления Рузвельта падение снизилось до -1,2%, а по итогам 1939-го экономика выросла на 8%.

Вмешательство главы государства в сферы, которые должны быть от него независимыми, может иметь свой положительный эффект в условиях кризиса, приходит к выводу Родрик по итогам анализа «Нового курса» Рузвельта.

Но было бы нечестно обойти стороной и те негативные явления в экономике страны, где к власти пришли популисты. Главное из них — это риск сокращения иностранных инвестиций. «Как только иностранная компания делает инвестиции, она, по сути, оказывается в плену прихотей правительства принимающей страны, — объясняет Дени Родрик. — Обещания, которые были сделаны для того, чтобы заманить инвестора… заменяются политикой, которая начинает сжиматься в пользу государственной казны или отечественных компаний. Но иностранные инвесторы вовсе не глупы: и, опасаясь таких последствий, они вкладывают в другом месте. А экономика данной страны лишается капитала и опыта». Крупные нефтяные компании СonocoPhillips и ExxonMobil ушли из страны, подав иски к Венесуэле на 30 млрд и 15 млрд долларов соответственно.

Популизм ничуть не приводит к снижению коррупции, хотя часто предвыборная кампания кандидата-популиста идет под девизом борьбы с коррупцией, обращают внимание исследователи из Team Populism.

Возможно, предшественники нынешних лидеров-популистов были настолько глухи к чаяниям населения, что сработал эффект низкой базы и любое решение теперь перестало быть однозначно плохим. Возможно, сами популисты эволюционировали из диктаторов образца 1930-х в политиков, умеющих эффективнее учитывать интересы «простых граждан», не разрушая при этом экономику и не развязывая мировых войн. Так или иначе, термин «популист» применительно к главе государства стремительно теряет однозначно негативный оттенок. Во всяком случае, с точки зрения экономики.

Милена БАХВАЛОВА,