«Рост цен ударил скорее по заемщикам, чем по вкладчикам» - «Интервью»

Михаил Матовников
исполнительный директор — главный аналитик Сбербанка

О том, что происходит с кредитованием граждан и предприятий, почему рынок вкладов растет на фоне сокращения доходов населения, а банковская система получит в 2015 году больше прибыли, чем ожидает Банк России, порталу Банки.ру рассказал главный аналитик Сбербанка Михаил МАТОВНИКОВ.

– Михаил Юрьевич, какой вы видите текущую ситуацию на банковском рынке?

– Я начну с рынка вкладов. Понятно, что он демонстрирует рост, но почему это происходит в условиях сокращения реальных доходов населения? С одной стороны, рост рынка, действительно, аномальный. С другой стороны, рынок и должен расти.

С начала года в банковскую систему притекло примерно 7 миллиардов долларов и 1,3 миллиарда рублей вкладов физических лиц. Большая часть этих средств не является сбережениями населения, которые конвертируются в валюту. Но это возврат наличных долларов, изъятых из банковской системы в конце прошлого года.

Мы знаем, что объем наличной валюты на руках у населения за 2014 год увеличился примерно на 20 миллиардов долларов. По данным платежного баланса, в прошлом году приток наличных долларов в Россию составил порядка 30 миллиардов, из них 10 миллиардов осталось на балансах банков, а 20 миллиардов ушло на руки населению.

При этом за 2014 год из банковской системы утекло порядка 10 миллиардов долларов валютных вкладов и 500 миллиардов рублей. Пик объемов валютных депозитов пришелся на июнь 2014 года и составил 95 миллиардов долларов. К концу января 2015-го объемы валютных депозитов достигли своего минимума на уровне 84 миллиардов долларов с небольшим. То есть из банковской системы ушло примерно 10,5 миллиарда. Но эти 10,5 миллиарда долларов — просто снятие со счетов, еще примерно 10 миллиардов долларов разными способами ушло в валюту за счет конвертации рублевых сбережений.

Таким образом, из 20 миллиардов долларов, оказавшихся на руках у населения в виде наличных, с конца января по конец июня 2015 года в банки вернулось уже 7 миллиардов долларов: на 1 июля размер валютных вкладов превышает 91 миллиард долларов. Порядка трети сбережений в наличной валюте уже вернулось в банковскую систему. В принципе, логично ожидать, что еще треть вернется, а оставшаяся треть — уже никогда.

– Верно ли предположить, что это связано и со снижением реальных располагаемых доходов населения?

– Нет, так как это очень крупные вкладчики. Забегая вперед, скажу, что основная доля сбережений приходится на состоятельных граждан.

С января по конец февраля 2015 года в банковскую систему вернулось еще примерно 1,3 триллиона рублей частных вкладов – в четыре-пять раз больше, чем валютных. Это уже реальные сбережения. Но говоря о сбережениях, нужно понимать структуру вкладов в России. Примерно половина всех частных депозитов – это вклады свыше 1 миллиона рублей, то есть у одного вкладчика может быть и несколько вкладов свыше 1 миллиона. Почти 30% всех вкладов открываются на сумму свыше 5 миллионов рублей. Количество состоятельных вкладчиков не превышает 3 миллионов человек. Это большая цифра, но надо понимать, что на эти 3 миллиона вкладчиков приходится 50% вкладов всей банковской системы страны, и это всего 2% населения России.

По данным Росстата, примерно 8,3% домохозяйств имеют среднедушевой доход свыше 60 тысяч рублей и порядка 20% граждан — свыше 40 тысяч. Отсюда как раз и следует ответ на вопрос, почему реальные доходы падают, а сбережения растут. Мы понимаем, что большая часть вкладов открывается людьми, которые имеют немаленький доход. Конечно, и на таких гражданах сказываются рост инфляции, сокращение реальных доходов. Но эта часть населения может очень легко сократить свои расходы, отказавшись от покупки товаров длительного пользования, переориентировавшись на другие варианты отдыха, и так далее. Более того, эти люди, столкнувшись с риском трудоустройства, снижения доходов, первым делом увеличивают сбережения. Так было во все кризисы.

Статистика показывает, что в некризисный период население сберегает в среднем по 6–7% своих денежных доходов (3,5–4% ВВП), обеспечивая прирост депозитов примерно на 2,5–3 триллиона рублей в год. В этом году, очевидно, будет хороший прирост. И такая динамика, скорее всего, сохранится.

Но общий вывод состоит в том, что рынок вкладов очень концентрирован, и на нем имеет значение поведение всего нескольких миллионов человек.

– Это явление только последнего времени? Или оно наблюдается в течение жизни банковской системы РФ?

– Не всегда было так. В 1998 году почти половину вкладов банковской системы составляли депозиты пенсионеров. За последние лет десять произошел рост доли крупнейших вкладов, причем только за последние четыре года — примерно на 10 процентных пунктов.

– Но надо учитывать, что изменилась и сумма страхового возмещения...

– Да, но изменения произошли еще и в том, что сократилось число вкладов в диапазоне от 400 тысяч до 700 тысяч рублей. В первом квартале 2015 года вклады с 400 тысяч до 700 тысяч сократились на 4%. Кстати, в первом квартале сокращались все вклады до 700 тысяч рублей. Но сокращение вкладов с 400 тысяч до 700 тысяч явно свидетельствует об объединении в более крупные депозиты, а уменьшение числа вкладов до 400 тысяч, вероятно, действительно говорит о «проедании» сбережений, о котором сообщают социологи.

Кстати, здесь есть некое противоречие – результаты опросов социологов свидетельствуют о негативной оценке текущего времени для совершения сбережений. Но вклады растут. Я полагаю, социологи опрашивают людей, у которых нет вкладов. Поэтому социологическими методами исследований не очень удобно прогнозировать развитие рынка вкладов. Рост цен ударил скорее по заемщикам, чем по вкладчикам.

– Какая динамика по средствам юридических лиц?

– Сейчас наблюдается довольно длинный тренд сокращения объемов средств юрлиц в банковской системе. Основная причина, безусловно, — погашение внешнего долга. Кроме того, в целом ситуация на рынке плохая: падает выручка, ухудшаются финансовые показатели, в том числе уменьшается денежный поток. Это неизбежно приводит к сокращению средств на счетах (как фактор снижения ликвидности), что влечет соответствующее ухудшение кредитоспособности. Такая динамика наблюдается с середины 2014 года, и пока нет оснований считать, что эта тенденция каким-то образом будет прервана.

Это абсолютно естественный процесс. Частично он связан с санкциями, частично — со стандартной волатильностью, в частности внутри года.

– Как обстоит ситуация в кредитовании?

– Основное снижение пришлось на сегмент потребительских кредитов, причем во многом вследствие сокращения спроса на такие займы. В январе — феврале спрос упал в два раза. Одновременно резко ужесточились требования по рискам, поэтому в какой-то момент выдачи упали раза в четыре (вдвое упал спрос и вдвое ужесточили требования).

После первого квартала спрос на потребкредиты начинает довольно быстро восстанавливаться, а банки более лояльно относятся к заемщикам. В июне 2015-го восстановление спроса было очень значительным, но еще не достигло уровня 2014 года, хотя достаточно стремительно к этому уровню приближается. Скорее всего, происходит разворот спроса на рынке потребительских кредитов.

Стало понятно, что на рынке остаются заемщики, которых можно кредитовать, хотя и снизились реальные доходы. Поэтому можно ожидать, что во втором полугодии произойдет новый разворот тенденции, и вряд ли будет какой-либо рост. Скажем так: размер кредитного портфеля перестанет уменьшаться.

– Сейчас говорят о том, что заемщики, физические и юридические лица, начинают отдавать предпочтение крупным банкам. Вы согласны с этим мнением?

– Заемщики не предпочитают крупных игроков, они вынуждены обращаться в крупные банки, так как мелкие не могут выдавать кредиты в связи с собственными проблемами. Как правило, это проблемы даже не с фондированием, а с капиталом. Люди просто видят, кто кредитует, и поэтому, действительно, идут в относительно крупные банки.

Сегмент автокредитования полностью следует за авторынком, который резко сократился, в том числе из-за аномально низкой доли кредитных продаж. Поскольку рынок себя ведет крайне вяло, то, видимо, он продолжит падать, и едва ли мы увидим реальное восстановление автокредитования.

Но первопричина именно в отсутствии спроса на автомобили. Это как раз следствие того, что наиболее состоятельные граждане сокращают потребление товаров длительного пользования. Если раньше люди меняли машины раз в три года, то теперь средний срок использования автомобиля вполне можно увеличить до пяти лет. Это позволяет увеличивать сбережения и не брать кредиты.

Ситуация с кредитными картами достаточно сложная и во многом зависит от политики Сбербанка, который продолжает развивать именно кредитование через карты, так как для Сбербанка риски по картам оказались вполне приемлемыми. Соответственно, продукт все еще рентабельный. Получается, что сокращение портфелей кредитных карт в ряде банков, испытывающих сложности, компенсируется усилением на этом рынке позиций Сбербанка. Весь рынок в целом не меняется, но меняется его структура: переход клиентов в крупнейшие банки.

С ипотекой ситуация гораздо более интересная. Всего лишь за последние полгода рынок претерпел несколько трансформаций. Сначала произошел спад почти в два раза. После этого появилась госпрограмма субсидирования ипотеки, которая усилила разделение рынка на рынок первичного и рынок вторичного жилья. На рынке «вторички» падение спроса, по нашим данным, так и осталось на уровне 46%.

В апреле был максимальный рост заявок по программе субсидирования ипотеки, в мае он чуть-чуть сократился и продолжил сокращение в июне. Сейчас мы видим выдыхающийся эффект программы субсидированной ипотеки.

Вполне вероятно, что снижение интереса заемщиков к госпрограмме связано с сокращением платежеспособного спроса, потенциальные заемщики в основном уже подали заявки. Если это так, то выдачи ипотеки должны начать сокращаться в первичном сегменте. Зато после снижения ставок оживляется спрос на вторичном рынке, но пока не слишком заметно, чтобы перекрыть эффект падения в первом полугодии.

В целом объем спроса на ипотеку (на первичном и вторичном рынке вместе) сократился примерно на треть. Но пока ипотечный портфель в масштабах страны растет, так как это длинные кредиты, которые не так быстро гасятся, как «потребы», и даже сократившегося объема выдач достаточно для поддержания прироста портфеля.

Надо понимать, что если начинает выдыхаться рынок кредитования на покупку первичного жилья, то весьма вероятно и последующее сокращение ипотечных портфелей.

Я думаю, что по итогам 2015 года розничный кредитный портфель по объему может вернуться к показателям начала года, но за счет роста доли ипотеки и сокращения потребительских кредитов, которые вполне могут снизиться по итогам года на 9–10%.

– Есть ли у вас оценки, каким может быть начало следующего года для розничного кредитования?

– Как мы войдем в следующий год, будет во многом зависеть от того, как быстро будет происходить дезинфляция, какими темпами будет снижаться ключевая ставка. Я предполагаю, что рынок потребительского кредитования уже прошел свои золотые времена. Это не означает, что рынок будет сокращаться. Скорее всего, он будет расти, но не такими быстрыми темпами, как раньше.

– Давайте перейдем к корпоративному кредитованию. Как обстоят дела в этом сегменте?

– Этот рынок очень сегментированный, поэтому и ситуация на нем неоднозначная. Прежде всего есть рынок кредитования крупнейших корпораций, крупного, среднего бизнеса, малого и микробизнеса. Все эти клиентские сегменты живут в своей логике.

Если говорить про рынок кредитования крупнейших корпораций, то прогнозировавшийся в конце 2014 года большой спрос корпораций на валютные кредиты российских банков на самом деле был весьма ограниченным, несмотря на необходимость гасить долги по внешнему долгу и санкции. Причем спрос крупнейших корпораций на кредиты все-таки упал не столько из-за их проблем (напротив, в первом квартале 2015 года ими была получена рекордная прибыль). Снижение спроса было обусловлено высокой процентной ставкой.

И после восстановления спроса в апреле снова был провал в мае, за которым в июне произошел рекордный рост спроса. Это было связано с тем, что, по всей видимости, компании откладывали обращение за кредитами, дожидаясь снижения ключевой ставки до приемлемого, по их мнению, уровня. Реально июньский спрос превысил уровень аналогичного периода 2014 года. Это дает основания полагать, что в данном сегменте начнется увеличение кредитного портфеля.

В прочих сегментах чем больше компания, тем меньше падал спрос. У малых и микрокомпаний в какой-то момент он сокращался раза в четыре, а это достаточно сильное падение, чтобы спровоцировать сокращение портфеля. У средних компаний падение спроса достигало 60%.

Но вот парадокс: спрос крупного и среднего бизнеса на заемные ресурсы восстанавливается гораздо медленнее, чем в других сегментах. Даже медленнее, чем у малых предприятий. Я думаю, это связано с тем, что основной удар кризиса пришелся именно на средний бизнес. Потому что крупнейшие компании — это прежде всего экспортеры. А экспортерам девальвация очень сильно помогает. Крупный средний и средний бизнес работают в основном на внутреннем рынке, а внутренний спрос сокращается. Это приводит к падению выручки. В такой ситуации нет спроса не только на инвестиции, но даже на оборотный капитал.

В то же время мы видим достаточно активное восстановление спроса со стороны малого и микробизнеса —фактически до прошлогодних уровней. Помимо снижения ключевой ставки и расширения доступа к заемным ресурсам рост спроса в данном сегменте связан с большей адаптивностью малого и среднего бизнеса, который может находить какие-то новые ниши благодаря своей многопрофильности.

– Как и почему происходит ухудшение качества заемщиков?

– Ухудшение качества розничных заемщиков, безусловно, наблюдается, но происходит равномерными темпами и, в общем, выглядит вполне нормально. Потому что при отсутствии резкого роста безработицы все ограничивается падением реальных доходов населения. В этой связи самые высокие риски будут у тех банков, которые кредитовали наименее обеспеченные слои населения. Но большая часть кредитов, особенно у крупнейших банков, не была сосредоточена в сегменте высокорискованного потребительского кредитования.

Если говорить про корпоративное кредитование, то здесь довольно интересная ситуация. Рост прибыльности крупнейших компаний, наблюдаемый Росстатом с конца 2014 года, связан с внешним спросом, а также сокращением издержек еще в 2014-м. Вот если бы кризис начался в декабре 2014 года, то сейчас компании сокращали бы все издержки, а сокращение издержек, как известно, очень дорого. Проведя оптимизацию расходов в прошлом году, крупнейшие компании уже сейчас получают от этого эффект: у части заемщиков, у которых была ситуация так себе, положение даже улучшилось.

У других заемщиков ситуация ухудшилась, компании выходили в зону риска, и вот эта преддефолтная часть очень сильно увеличилась. То есть компании необязательно вышли на просрочку, они, возможно, пошли на реструктуризацию, но банкам предстоит мучиться с ними.

В принципе, в корпоративном кредитовании ухудшение качества заемщиков нестрашное, но это все равно означает необходимость досоздания приличных резервов. Это достаточно большая часть кредитного портфеля, которая будет создавать проблемы с точки зрения рентабельности банков до конца 2015 года и как минимум в начале 2016-го.

С этим связана и дискуссия о величине прибыли банковской системы по итогам 2015 года. В прогнозах Центрального банка содержится оценка в 100 миллиардов рублей. Я считаю этот прогноз достаточно пессимистичным. Он явно включает в себя представление о том, что банковской системе во втором полугодии придется создать реально очень много резервов.

– Больше, чем пришлось создать с декабря 2014 года по текущий период?

– Да. То есть ЦБ предполагает, что основное ухудшение портфеля произойдет во втором полугодии. Причем если в потребительском кредитовании проблемы разворачиваются более-менее линейно, то очевидно, что в основном речь идет о проблемах именно с кредитованием юридических лиц. Такая оценка фактически означает, что во втором полугодии банкам придется досоздать резервов примерно на 900 миллиардов рублей. Это действительно очень много — почти в 20 раз больше прибыли за первое полугодие 2015-го.

Конечно, прибыль в 51 миллиард рублей — это низкий показатель, но надо понимать, что за первое полугодие объем созданных резервов составил 571 миллиард. За первое полугодие прибыль банковской системы до резервов и налога на прибыль достигла примерно 620 миллиардов рублей. Показатель прибыли до резервов позволяет оценить, насколько банковская система способна абсорбировать риски. Давайте посмотрим: в прошлом году прибыль до резервов и налогов за первое полугодие составила примерно 850 миллиардов рублей, по итогам января — июня 2015 года — примерно 620 миллиардов. Получается, что разница в 230 миллиардов рублей дохода — это прежде всего результат реализации процентного риска.

При этом стоит отметить, что максимальные потери от процентного риска пришлись на декабрь 2014 года и январь 2015-го, а дальше начался процесс восстановления процентной маржи. Соответственно, я предполагаю, что прибыль до резервов банков за второе полугодие будет около 1 триллиона рублей. Мне кажется, что в целом по 2015 году, скорее всего, банковская система покажет прибыль больше, чем прогнозные 100 миллиардов даже при 900 миллиардах рублей досозданных резервов.

В пользу такой оценки свидетельствует и тот факт, что не все банки демонстрируют убытки: в стране 600 прибыльных банков и только 200 убыточных. Правда, среди этих 200 банков есть и очень крупные игроки. Но убытки характерны для очень небольшой группы крупных банков. Такие кредитные организации, как, например, группа ВТБ, вполне могут справиться со своими убытками во втором полугодии, потому что у них основные резервы будут уже созданы.

Беседовал Михаил ТЕГИН,