Андрей Бородин: «Банк Москвы стал придатком неэффективного государственного ВТБ» - «Интервью»

История с преследованием бывшего главы и совладельца Банка Москвы Андрея БОРОДИНА, покинувшего Россию полтора года назад, в последние недели получила продолжение. О том, по каким поводам сам банкир обращается в российские правоохранительные органы, какие организации финансирует и почему он молчал о коррупции раньше, Бородин рассказал в телефонном интервью обозревателю Банки.ру.

— Российские правоохранительные органы в последнее время заявляли о возбуждении уголовных дел против вас в разных странах — в Эстонии, на Багамах, в Бельгии и Люксембурге. Что вам известно об этих делах? С вами связывались следователи из этих стран?

— Информация о деле против меня в Эстонии, которую распространили правоохранительные органы в России, была в тот же день опровергнута местными властями. По другим делам ни у меня, ни у моих адвокатов никакой официальной информации нет. И я бы обратил ваше внимание, что все сообщения о действиях в иностранных юрисдикциях исходят не от органов этих стран, а от российских силовиков. Это, на мой взгляд, говорит о том, что информация недостоверная.

— Тогда зачем делаются эти заявления?

— Для самопиара и оказания давления на меня.

— При этом вы сами взаимодействуете с российскими правоохранителями. Вы написали жалобу в прокуратуру, в которой утверждаете, что деньги от продажи столичного пакета акций Банка Москвы пропали.

— Суть жалобы в том, что 103 миллиарда рублей, вырученные от продажи 46,68% акций Банка Москвы, сразу после продажи так и не поступили в бюджет города. Затем были какие-то робкие заявления заместителей Собянина о том, что деньги частично поступают, но не в виде дохода от продажи акций, а в других формах. По моей информации, на момент подачи жалобы денег в бюджете Москвы не было. Жалобу в прокуратуру я написал в 2011 году. С тех пор моим адвокатам отвечают постоянными отписками о том, что в Главном управлении МВД по Москве не видят никаких нарушений, то есть пытаются спустить это дело на тормозах. Мы стараемся не дать им этого сделать. Мои адвокаты оспаривают каждое постановление по этому вопросу.

Одна из причин кампании, развернутой против меня, — отстаивание мною интересов страны, города, Банка Москвы и так далее. Я предлагаю разобраться, как на самом деле отстаиваются интересы города — как были заплачены деньги, где они находились, если они поступили в бюджет, то каким образом. Но почему-то никто в нашей правоохранительной системе не интересуется этими 103 миллиардами рублей. У нас возбуждают уголовные дела против людей за тысячу рублей, а тут 103 миллиарда никому не нужны. Это наводит на мысль, что есть серьезный запрет на раскапывание этой информации.

То, что это никого не интересует, является еще одним подтверждением, что для команды Собянина было важно не реализовать акции Банка Москвы по какой-то хорошей, разумной цене и пополнить бюджет города. Они выполняли совершенно другую задачу — захватить Банк Москвы. То есть доля города в банке не продавалась, а фактически передавалась выбранному политическим руководством страны собственнику.

— На вашем сайте было заявление о том, что столичная прокуратура проведет проверку по этой жалобе, прокуратура это опровергает. Что происходит прямо сейчас?

— Последнего решения прокуратуры о том, что они не будут проводить проверку, у нас официально нет, поэтому я могу комментировать этот вопрос только на основе сообщений из СМИ. Но это еще один интересный штрих. В один вечер прокуратура выносит справедливое, на мой взгляд, решение, что все-таки надо проверить, куда делись деньги. Не знаю уж, почему. То ли сверху недоглядели, то ли там еще есть приличные люди. Но на следующий день снова вмешивается «небесная канцелярия», и все опять прекращается.

— Зато, возможно, начнется другое дело, связанное с вашим именем. На днях появилась информация, что Банк Москвы готовит материалы о хищении вами 85 миллиардов рублей. Как вы прокомментируете это заявление?

— Для меня очевидно, что несколько недель назад была поставлена политическая задача преследовать меня интенсивнее. Появилась «Анатомия протеста», Багамы, Эстония, вот теперь выплыли 85 миллиардов. Хотя представители ВТБ и те комиссары, которых они направили в Банк Москвы, сами путаются в показаниях. Когда они получали госпомощь, они говорили, что куда-то пропали 360 миллиардов, теперь цифра изменилась до 85 миллиардов. На самом деле все это наводит на мысль, что люди плохо себе представляют, чем они занимаются. Банк Москвы был захвачен в марте 2011-го. Информация о его финансовом состоянии была еще в феврале, после проведенной проверки. Сегодня у нас уже осень 2012 года. Если ты, ворвавшись в банк, только спустя два года увидел, что у тебя пропала десятая часть активов (а 85 миллиардов — это почти 10% от балансовых активов Банка Москвы), то возникает вопрос: а какой ты профессионал, если не можешь разобраться, что дебет с кредитом не сходится? У бухгалтерии банка операционный день не закрывается, даже если расхождение в 85 рублей. Бухгалтеры будут сидеть и считать до тех пор, пока копейка к копейке не сойдется. А тут эффективные менеджеры 85 миллиардами жонглируют.

— Вы не раз заявляли в СМИ, что активность российских правоохранительных органов возрастает после очередного интервью, в котором вы называете конечным бенефициаром сделки по продаже вашей доли Банка Москвы нынешнего премьер-министра Дмитрия Медведева. Тем не менее вы продолжаете давать интервью. Возникает вопрос, зачем это вам нужно?

— У меня на это простое объяснение. Я считаю, что страна должна знать своих героев в лицо… Вот видите, на самом интересном месте. Возможно, кому-то тоже стало интересно послушать. Я остановился на том, что страна должна знать своих героев в лицо. Если президент публично борется с коррупцией, расстается с региональными лидерами в связи с подозрениями в коррупции, он должен жить по принципу «Жена Цезаря должна быть вне подозрений». Для президента принципиально важно быть честным и незапятнанным. В противном случае у него нет морального права ни руководить, ни заявлять о борьбе с коррупцией. Это моя логика, исходя из нее я и делаю заявления.

— Проблемы с коррупцией в России начались не в прошлом году. Однако до событий вокруг Банка Москвы вы не были замечены в борьбе за справедливость. Почему вы ничего не говорили раньше?

— Когда ты руководишь одним из крупнейших банков, вокруг сконцентрировано много активов, это накладывает на тебя определенные ограничения. В нашей стране быть руководителей или владельцем крупного бизнеса и одновременно заниматься политикой — практически невозможно. Ты должен сделать выбор: либо заниматься бизнесом и нести ответственность за компанию, которую ты возглавляешь, и людей, которые у тебя работают, либо уходить из бизнеса и активно выражать свою гражданскую позицию. Я возглавлял Банк Москвы и считал, что для руководителя крупного банка неуместно публично заявлять о своей позиции по политическим вопросам. Это не значит, что я поменял свои взгляды. Они у меня всегда были примерно одинаковые. Просто изменились обстоятельства. Сейчас я не обременен грузом ответственности за бизнес, людей и клиентов. Это дает мне возможность говорить о том, что я думаю.

— А если бы вы оставались руководителем банка к декабрю 2011 года, когда многие люди начали открыто выражать свою гражданскую позицию, вы бы присоединились к этому движению?

— Я свою позицию не поменял ни сейчас, ни тогда. Да, я мог хотеть что-то сказать, но это было бы безответственным решением, потому что сказалось бы не только на мне, но и на окружающих. Для меня ответственность за людей гораздо важнее, чем выражение личной позиции. У нас в стране было много примеров, когда люди забывали о тех, кто с ними рядом работает, и в результате страдало именно их окружение.

— Вы имеете в виду Ходорковского?

— Нет, я говорил не про него. Я бы не хотел сейчас называть имена. Но примеров больше чем один.

— Есть примеры, когда люди все-таки оставили свои основные дела и подались в политику. Я говорю об Алексее Кудрине и Михаиле Прохорове. Вы общаетесь с этой частью оппозиции?

— Эти уважаемые господа действительно вовлечены в политику. Я не хочу быть вовлеченным в политику, в том числе и потому, что я нахожусь не в России. Я свою задачу вижу в том, чтобы помогать возникновению в стране гражданского общества. Я поддерживаю некоторые правозащитные организации. Эта тема мне сейчас очень близка, поскольку на собственном опыте я понял, как в России не защищены права человека на любом уровне. В ближайшее время я намерен значительную часть времени тратить на оказание юридической и организационной помощи таким организациям.

— Расскажите, что это за организации?

— Если я назову, то их либо закроют, либо будут проверять до потери сознания.

— Вы заявляли, что думаете о том, чтобы предъявить иск к Российской Федерации. Приняли ли вы это решение? И, как вы считаете, будет ли от этого реальный эффект? Ведь многие российские граждане, даже выигрывая дела в международных инстанциях, из-за бюрократических препон не могут добиться компенсаций от России.

— Я считаю, что со стороны представителей российского государства в отношении меня и моих коллег было допущено огромное количество злоупотреблений, нарушений и даже преступлений. Поэтому основания для подачи разного рода исков к лицам, совершившим такие нарушения и преступления, и к Российской Федерации, безусловно, есть. Я сейчас не готов сказать, когда и какие иски мы будем подавать, но не исключаю, что рано или поздно они будут поданы.

— Как вы думаете, может что-то повлиять на ваше уголовное преследование или даже остановить его? Поступали ли вам предложения о сделке со следствием?

— Я думаю, что наше дело и многие подобные ему реально могут быть прекращены или справедливо рассмотрены только тогда, когда в России произойдет коренная реформа судебной или правоохранительной системы. До тех пор, пока правоохранительные органы и суды будут работать в режиме получения инструкций и указаний сверху, а не соблюдать закон, рассчитывать на справедливый суд не приходится. Но я уверен, что рано или поздно что-то начнет меняться в этом направлении. Потому что объем беззакония, который ежедневно происходит в России, уже достиг критической массы.

— А вы вообще хотели бы вернуться в Россию?

— Я русский человек, вырос в России. Мне там жилось комфортно, и я занимался любимым делом. Поэтому я с удовольствием вернулся бы в страну, если бы мог рассчитывать на отсутствие ангажированности в действиях правоохранительных органов.

— Если верить социологам, то все большее количество россиян хотят, наоборот, уехать из России.

— У человека должна быть свобода выбора — продавать или не продавать свой бизнес, жить в подмосковной деревне или где-то еще. И государство не должно ему мешать делать свой выбор.

— Чем бы вы хотели заняться в России?

— Идей и планов всегда много. Будет день, будет и решение, чем заняться. Пока этот день еще не наступил.

— Остались ли у вас бизнес-интересы в России?

— Нет.

— Когда весной 2011 года вы уехали в Лондон, какое-то время была версия, что вы уехали по своим личным делам и скоро вернетесь. Я помню, как пресс-служба Банка Москвы рассказывала, что вы лечитесь в Лондоне и вернетесь через неделю. Во время отъезда вы уже знали, что, скорее всего, вам придется задержаться в Лондоне?

— Когда я улетал в Лондон, я улетал с планами провести там уик-энд и вернуться. Тот, кто говорит, что это было паническое бегство, говорит неправду.

— Получается, вам повезло так вовремя уехать?

— Я не знаю, повезло или нет, случайность это или не случайность. Не будем сейчас гадать.

— То есть у вас не было информации, что против вас заведут дело? Никто не предупреждал, не подавал никаких знаков?

— Дело против меня и Банка Москвы было возбуждено в декабре 2010 года. Уехал я только спустя полгода. Это то дело по выдаче кредита компании «Премьер Эстейт», которое сегодня фактически развалилось, но по которому меня объявили в розыск.

— А когда сняли Юрия Лужкова, вы начали готовиться к изменениям в своей работе? Понятно, что смена московского мэра должна была сказаться и на Банке Москвы.

— Я с вами не согласен. Банк Москвы на тот момент был одним из крупнейших независимых банков. Почему смена мэра должна была сказаться на его функционировании? Банк был вне политики. Он был абсолютно прозрачным для надзорных органов.

— То есть, когда вы узнали об отставке Лужкова, вы даже не подумали, что в вашей работе что-то поменяется?

— Я говорю о том, как должно быть в теории. Но на практике у нас любая смена руководства ведет к переделу собственности, зон влияния и так далее. Это и произошло. Я реалист, поэтому готовился. Но поначалу я рассчитывал на разум людей, на то, что они пришли не выполнять политические заказы и не ломать то хорошее, что было сделано до них. К сожалению, я был идеалистом и в этом вопросе ошибался.

— Вы сейчас следите за деятельностью Банка Москвы?

— Нет, я не имею такой возможности. Да и мне не очень интересно, что сейчас происходит с этой организацией. Могу сказать только одно. Она сейчас совсем не та, какой была, когда Банк Москвы был независимым и его возглавляла моя команда.

— А что изменилось?

— У меня нет информации, но я так понимаю, что он стал придатком неэффективного государственного банка ВТБ.

— И последний, немного философский вопрос. Хотя вы говорите, что не меняли своих взглядов, все равно складывается ощущение, что вы переоценили какие-то вещи. Как вы сейчас, спустя полтора года, воспринимаете то, что с вами произошло? Стало ли это для вас поворотной точкой?

— Все, что с нами происходит, к лучшему. Видеть в этом плохое неправильно, нужно стараться находить во всем положительные моменты. Я живу с такими мыслями. Временное нахождение вне России я воспринимаю как возможность делать то, что не успевал, когда работал по 16—17 часов. Это такое своеобразное чистилище, чтобы подумать о том, что происходило со мной, и со стороны посмотреть, что происходит в стране. Я думаю, что это не потерянное время, а подготовка к чему-то более важному и серьезному.

Беседовала Александра КРАСНОВА,