Эдвин ван дер Оудераа (Accenture): «Банки должны стать такими же цифровыми, как их новые конкуренты» - «Финансы»

О стратегиях банков в эпоху цифровой трансформации порталу «Новости Банков» рассказал лидер глобальной практики Accenture FS Digital Эдвин ван дер Оудераа.

— Мы уже несколько лет слышим, что банки должны уступить свою роль финтехкомпаниям. Так ли это?

— Google, Apple, Facebook и Amazon — цифровые гиганты, которых иногда называют общей аббревиатурой GAFA,— уже успели получить банковские лицензии. То же сделали и многие крупные телекомы. И все ждали, что вот сейчас они начнут теснить банки. Но мы так и не увидели Facebook Bank или Google Bank. Почему? Причин две: регулирование и капитал.

Возможно, менеджеры компаний GAFA внезапно поняли: если их компании на самом деле станут банками, то им придется нести ответственность перед регуляторами — вплоть до личной уголовной ответственности. Не самая приятная перспектива.

Далее: чтобы стать банками, этим компаниям необходим капитал. Оценка любого финтехстартапа, любой цифровой компании определяется показателем price / earning (цена к доходам), и этот показатель у них, как правило, очень высокий. Их рыночная оценка очень высока, потому что все ожидают от них стремительного роста в будущем. Именно поэтому венчурные капиталисты инвестируют в такие компании, и их оценка растет.

Венчурные капиталисты будут инвестировать в компанию только если есть основания рассчитывать на годовой рост ее капитализации на 30–50%, иначе их венчурная модель бизнеса просто не будет выполняться.

В последние два-три года, когда финтехстартапы занялись рeer-to-рeer кредитованием, привлечением депозитов и т. п., выяснилось, что им нужен совсем другой вид капитала — капитал Т1, который регулируется как банковский капитал. Но проблема в том, что сейчас банковский капитал себя не окупает. Он не приносит и 8–9% годовой прибыли. Венчурные капиталисты не станут инвестировать в проекты с такой доходностью. Некоторые финтехстартапы смогли получить банковскую лицензию, но их бизнес-модель оказалась несостоятельной.

Никто не хочет финансировать сегодня такой бизнес. Даже крупные и уважаемые европейские банки, которые мы хорошо знаем, испытывают трудности с привлечением дополнительного капитала. Банки попали в своего рода «ловушку низких доходов». Они зарабатывают недостаточно для того, чтобы создавать добавочный капитал T1, поэтому они вынуждены привлекать этот капитал на рынках. Их прибыльность упала до очень низкого уровня, их акционеры разочарованы, а новых крайне трудно привлечь.

— Какой вы видите дальнейшую судьбу банков?

— Полагаю, со временем большинство банков будут эволюционировать к модели commodity. Мы видим, как это уже происходит со страхованием. Если посмотреть назад, исторически страхование начиналось на лондонском «рынке Ллойда». Брокеры знакомили там предпринимателей, собиравшихся отправить корабль через океан, с «Именами». Это были знатные люди с аристократическими титулами того времени, например лорд, и «лорд» означало, что только они имеют право владеть землей. Собственно, название земель входило в титул. Поскольку они имели постоянный доход от этих земель, они были весьма состоятельными людьми и могли оплатить стоимость и груза, и корабля, если он не возвращался в Гринвич. А роль «андеррайтера» в такой системе выполняли специалисты, составляющие контракты и умеющие оценивать потенциальный риск того, что корабль не вернется. Сегодня же большинство страховых компаний — скорее «балансовые ведомости».

По мере того как мы увеличиваем требования к капиталу страховых компаний и банков и позволяем финтехкомпаниям получить доступ к их «движкам» (core systems) для совершения транзакций, мы как бы возвращаем эти организации к их начальному периоду — периоду типовых рыночных сервисов.

Возможно, мы когда-нибудь увидим, например, создание компании Google Finance Advisors — для этого достаточно простого расширения функционала Google Now. Google Now уже сегодня выступает советчиком пользователя в повседневной жизни. Так же естественно он сможет выступить советчиком при выборе кредита или предложить инвестиционные возможности. Банк останется только как баланс, на котором фиксируются кредиты и депозиты.

Еще одна серьезная тенденция в банкинге — консолидация. Как мне кажется, это будет происходить во всем мире, в том числе и в России.

— Что делать банку в таких условиях? Какую стратегию выбрать?

— Банку стоит решить, чем он хочет стать. Хочет ли он стать провайдером utility, своего рода «типовой стандартной услуги», подобно коммунальным услугам, или же играть другую роль. Правда, пока я еще не встречал ни одного банка, который говорил бы, что сам хочет превратиться в utility. Думаю, это произойдет с некоторыми из них помимо их воли.

Единственная же эффективная стратегия, возможная сегодня для банка, как мне кажется, стать таким же цифровым, как и его новые конкуренты, цифровые компании. Он должен стать частью цифрового мира, цифрового диалога. И тогда вместо того, чтобы обращаться за советом к Google Now, пользователь обратится к банку. Поэтому банкам стоило бы рассматривать себя как «финтехкомпания снаружи (для пользователя) плюс система балансового учета внутри».

— Одной из популярных стратегий для банков, о которой много говорят, является стратегия создания «маркетплейсов» — универсальных площадок, на которых продаются самые разные продукты. Как вы на это смотрите?

— Одним из первых банков, который реализовал эту модель, стал WeBank от китайской компании Tencent. В проекте Tencent есть мобильный чат WeChat, которым сегодня пользуется намного больше пользователей, чем есть у WhatsApp. Сейчас WeChat используют порядка 600 миллионов человек. На основе WeChat был создан банк, который фактически является API к WeBank.

— Но у WeChat уже были сотни миллионов пользователей. Как вы оцениваете перспективы обычного банка, который решит создать маркетплейс?

— WeBank интересен тем, что это просто оболочка, слой API. И любой банк, если он хочет выйти на китайский рынок, может предложить свои кредитные или депозитные продукты через WeBank. Таким образом WeBank — это супермаркет, платформа для других банков. Сегодня мы разрабатываем для нескольких банков стратегию построения такой платформы. Если у вас как у банка есть сильное сообщество пользователей и определенная «критическая масса», тогда у вас есть возможность создать такую платформу.

— Но таких платформ не может быть много?

— Именно поэтому и должна произойти очень серьезная консолидация банков.

— Сегодня мы много слышим об искусственном интеллекте и о его возможном влиянии на банкинг. Что вы думаете об этом явлении?

— Я полагаю, 2016-й — это год прорыва в области искусственного интеллекта. Еще в прошлом году не было такой уверенности в пилотах, которые реализуются в этой сфере. А в этом году наши проекты с клиентами уже выходят на серьезный промышленный уровень. Практически все крупные банки во всем мире активно работают этой области, считая ее ключевой.

— Но не в России…

— Думаю, у вас это случится примерно через год.

— Каково практическое применение ИИ в банкинге?

— Есть две основные области его применения.

Во-первых, это взаимодействие с клиентами. Мы сейчас делаем много проектов с банками по созданию чат-ботов. И это не просто очередной интерфейс взаимодействия с клиентами банка. Это новый форм-фактор взаимодействия. Посмотрите, как сегодня общается между собой молодежь. Они уже «не вылезают» из своих смартфонов. Чат-бот хорошо использует этот новый форм-фактор для коммуникации.

Вторая область — это консультирование пользователя. И здесь важно уже не только понимание специфики современных коммуникаций, но и понимание продукта. Таким образом можно предоставлять финансовые советы по ипотеке, страхованию, инвестициям. Но это требует уже гораздо более интеллектуальных технологий.

Мы сейчас обсуждаем эту область с британским регулятором FCA, который создал специальную среду для тестирования финтехинноваций. Мы создали решение в области ИИ, объединяющее Watson и ряд других решений. Все эти технологии и платформы сегодня на разных уровнях зрелости, но соединенные вместе они позволяют предложить хорошее решение. Сегодня оно уже может поддерживать коммуникацию, например, с ипотечным клиентом на довольно сложном уровне — как с точки зрения знания финансов, так и эмоционального интеллекта. Задумайтесь: сегодня такие решения уже почти проходят знаменитый тест Тьюринга, а ведь совсем недавно это считалось невозможным.

— Я так понимаю, что одним из эффектов от ИИ станет безработица среди банкиров…

— В каком-то смыле да: понадобится гораздо меньше людей на рутинные операции. Но, с другой стороны, именно дигитализация дает банкам надежду. Если бы сегодня не было ИИ, роботизации и других цифровых технологий, как бы тогда банки смогли сократить людей, чтобы улучшить свои показатели по соотношению затрат к доходам? А ведь они должны это сделать, как мы отметили выше. Отметим, что наряду с сокращением прежней работы дигитализация будет создавать и новую работу (и новые рабочие места). И эта работа будет гораздо интереснее и креативнее, чем прежняя.

Конечно, и у банков, и у общества в целом должна быть социальная ответственность по отношению к сокращаемым сотрудникам.

Банки, осуществляющие цифровую трансформацию правильно, начинают с вдохновляющего рассказа сотрудникам о своем будущем. Затем они обучают сотрудников новым навыкам и профессиям, востребованным в цифровом веке. И пытаются «вписать» их в новую, изменившуюся жизнь банка. Если же в итоге сотруднику приходится уйти, из его резюме видно, что он был участником успешной цифровой трансформации и теперь имеет важные новые цифровые навыки (а не был уволен из-за несоответствия новым временам). И это только один из многих способов мотивировать сотрудников для участия в цифровой трансформации.

— А как это коснется России?

— Вы знаете, что за последние 20 лет наблюдался почти нулевой рост производительности труда в США, Западной Европе и Японии? У таких стран, как Россия, есть огромный потенциал роста: поскольку производительность труда здесь ниже, ей есть куда расти. Такой рост уже происходит в Турции, Бразилии и некоторых других странах. Европе на достижение существующего уровня производительности труда потребовалось 50 лет, у вас же это может получиться всего за 20. У вас есть возможность учиться на нашем опыте. И возможность повышения производительности труда сегодня заключена именно в развитии цифровых технологий.

— Что будет следующей Big Thing в финтехе?

— Можно отметить технологию блокчейна — распределенных реестров. Хотя сегодня многие справедливо называют это «хайпом».

Я видел много циклов развития технологических «хайпов». Да, сегодня мы слышим много разговоров, видим много пилотов, но никто пока не торопится применять эту технологию в промышленных масштабах. И это вполне естественно, поскольку для использования технологии блокчейна необходимо чтобы ее приняло большое число участников. Это невозможно сделать в одиночку. Пройдет еще несколько лет, когда блокчейн будет оставаться экспериментальной, «пилотной» технологией, пока не будет совершен прорыв. Пока группой банков или страховых компаний не будет создано действительно работающее и эффективное решение. А потом блокчейн превратится в мейнстрим и станет при этом новым феноменом.

Я думаю, блокчейн — это фундаментальная технология, которая должна изменить всю цепочку создания ценности в банках и страховых компаниях. Эта технология может в конце концов привести и к замене систем core banking и core insurance.

— Что вы думаете о перспективах развития финансовых технологий в России?

— Россия — страна с очень высокой энергетикой. В Европе и Америке часто приходится слышать о том, почему что-либо не может быть осуществлено, и все происходит гораздо медленней. А здесь другая энергия. Вы полны решимости двигаться вперед. Понятно, что сейчас в экономике России есть проблемы, но я полагаю, что это временно. Похожее ощущение у меня появляется в Китае, Турции, Бразилии, Польше и некоторых других местах. Я абсолютно уверен, что на ближайшие пять-десять лет у вашей страны есть серьезные перспективы.