Наградоначальник - «Финансы»

В четверг президент России Владимир Путин в Кремле вручил государственные награды лучшим людям. Они благодарили его и обещали соответствовать. О том, что сказали Никита Михалков и Геннадий Хазанов и как промолчали Юрий Соломин и Олег Табаков,— специальный корреспондент «Новости Банков» АНДРЕЙ КОЛЕСНИКОВ.

Награждаемые собирались в круглом холле на первом этаже первого корпуса Кремля. Между собой беседовали Олег Табаков и Дмитрий Хворостовский. Тема беседы не оставляла желать лучшего:

— Будешь конфету? — настойчиво интересовался господин Табаков.

Дмитрий Хворостовский, по-моему, думал, что тот шутит, и только улыбался не самым уверенным образом.

— Да я тебя спрашиваю,— сердился худрук МХТ имени Чехова,— конфету будешь?

На Дмитрия Хворостовского укоризненно смотрела актриса Марина Зудина. Она не привыкла, чтобы ее мужу отказывали.

Дмитрий Хворостовский пожимал плечами. Он, похоже, так до сих пор и не понимал, что тут все всерьез. А Олег Табаков взял с собой мятных конфет и хотел одной из них честно поделиться. И не понимал, почему ему не дают этого сделать.

— Ну ладно…— наконец махнул рукой худрук.— Не хочешь — не надо…

Тут наконец оперный певец понял и взял конфету. Олег Табаков сразу смягчился и спросил:

— Ну как дела-то?

— Да лечусь…— пожал тот плечами.

Нет никакого секрета, от чего: Дмитрий Хворостовский сам не так давно публично рассказал, что у него онкология в тяжелой стадии.

Впрочем, по его виду нельзя было сказать, что он болен. Он хорошо держится.

Рядом со своими товарищами стоял полковник Серик Султангабиев. Ему сегодня должны были вручить звезду Героя России. На учениях он упал на выпавшую на землю гранату, чтобы закрыть собой солдата. Полковник был невысокого роста. Одна нога у него была в шлепанце, перемотанном какой-то черной тряпкой, чтоб не бросалась в глаза. Лицо посечено осколками. Один глаз полуприкрыт.

— Как вы себя чувствуете? — спросил я.

— Отлично! — бодро, но при этом почти неслышно отрапортовал он.— Я здоров! Завтра выписываюсь. Еду в Екатеринбург и там ложусь в госпиталь.

Я, конечно, не стал спрашивать, зачем он ложится в госпиталь, если здоров. Он просто не хотел производить впечатление больного.

— У вас же, наверное, было очень мало шансов, когда вы бросились на эту гранату? — спросил я.

— Шансов никаких не было,— сказал он.— Только бронежилет спас. Хорошо, что я был в бронежилете.

— Что же она упала, граната эта?

— Трагическая случайность,— вздохнул Серик Султангабиев.— Такое неоднократно бывало на учениях. Вот у вас сейчас ручка может случайно выскочить из рук.

Я машинально покрепче сжал пальцами ручку.

— И никак такого исхода было не избежать? — переспросил я.

— А как избежать? Случайность. И у меня другого выхода не было. Это же солдат-срочник был. Он-то чем виноват?

Почетный президент Олимпийского комитета России легендарный Виталий Смирнов получал в этот день орден Александра Невского.

— На Олимпиаду в Рио поедем? — мой интерес не был праздным.

— Поедем,— кивнул он.— Вы же имеете в виду, что могут дисквалифицировать еще кого-нибудь? Поедем. Но только надо принять меры. Нужен человек, который скажет: «Все! Хватит!» Чтобы это прекратилось. И пусть мы проиграем, но мы должны быть чистыми. А такой человек только один. Вот он и должен сказать.

Эта тема сильно волновала Виталия Смирнова. Очень сильно.

— Это же не с нас началось, вот в чем дело! Это давно началось с тех, в чьих странах эти препараты делали. Они и направление задали. Международный олимпийский комитет тогда пытался бороться, но мы это дело не афишировали (Виталий Смирнов много лет был вице-президентом МОК.— А. К.). Я сам возил награды болгарам. Тяжелоатлеты выиграли серебро, потом тех, кто первое место занял, золота лишили, и, соответственно, нашим болгарским братьям надо было поменять награды, выдать им медали другого достоинства, и чтобы те, которые они получили раньше, сдали… Сложная, в общем, процедура…

Позвали наверх, в Екатерининский зал. И ждали недолго. Может, неудобно было… Хотя…

Владимир Путин и на этой церемонии говорил о том, что интересует его сейчас больше всего:

— Время постоянно предъявляет нам новые вызовы, проверяет на прочность наше единство, готовность сообща защищать и отстаивать национальные интересы России… Наш народ всегда жил с верой в добро и справедливость, умел отринуть все, что мешает двигаться вперед, все разногласия во имя любви к Отечеству. И сегодня именно единство и сплоченность делают нас сильнее…

Он перечислил некоторых из тех, кому сейчас предстояло получить награду из его рук, и приступил к делу.

Режиссер Никита Михалков вышел получать свой орден «За заслуги перед Отечеством» I степени под музыку «А я иду, шагаю по Москве». Ничего не скажешь — заслужил, все-таки 70 лет исполнилось человеку. К тому же все остальные ордена, значит, есть: орден I степени можно получить, имея только все предыдущие три.

Это только чистый человек Олег Павлович Табаков искренне спорил с Мариной Зудиной перед началом церемонии о том, что орден «За заслуги…» IV степени главнее, потому что четыре больше, чем один…

Я, кстати, спросил потом у Олега Табакова, сколько раз он был в этом здании, чтобы получить награду. Он стал честно подсчитывать:

— Вот этих четыре вручили, народного РСФСР, потом народного СССР… В общем, раз десять… Нет, одиннадцать…

— Да это же рекорд! — сказал я.

Он покачал головой:

— Это не рекорд. Не это рекорд…

А Никита Михалков вышел получить орден (он сопровождается широкой красной, да нет, алой лентой через плечо, такие и сейчас с гордостью, но не без смущения носят свидетели на свадьбах) и произнес крайне продуманные слова, в которых не было ни одного лишнего знака:

— Лет двенадцать назад вы в этом зале вручали очень высокую награду отцу, и он сказал: «Я служил, служу и буду служить Отечеству». Мне добавить нечего.

Мне тоже.

А вот художественный руководитель Малого театра Юрий Соломин свой орден «За заслуги» I степени получил молча. В самом деле, ведь иногда тот, кто промолчал, выступил лучше всех.

Геннадий Хазанов, которому тоже исполнилось семьдесят, получил такой же орден вместе с лентой и свои слова отлил, без преувеличения, в граните:

— Когда ты делаешь то, что любишь,— это свобода. Когда любишь то, что делаешь,— это счастье. Я благодаря Отечеству сегодня свободен и счастлив!

Доверенное лицо его и правда светилось в этот момент счастьем, да и свободой тоже.

Главный научный сотрудник ВНИИ ремонта и эксплуатации машинно-тракторного парка Александр Ежевский, получая орден «За заслуги перед Отечеством» II степени, благодарил президента с такой силой, что, казалось, содрогались своды Екатерининского зала, уходящие куда-то в разреженный воздух стратосферы:

— От всей глубины моего механизаторского сердца!..

Он не забыл, произнося благодарность Владимиру Путину, сослаться на его же послание, в котором было отмечено, что селяне должны полностью к 2020 году обеспечить все потребности страны в продукции сельского хозяйства.

— Мы,— заверил механизатор, живущий, правда, в Москве (можно только представить себе, как разрываются его душа и сознание.— А. К.),— сделаем все от нас зависящее. Мы будем внедрять высокоэффективные технологии, увеличивать энергонасыщенность механизаторских парков в полтора-два раза (а как иначе? — А. К.)! Под вашим руководством мы эту задачу к 2020 году решим!

То есть наши механизаторы и мысли не допускают, что после 2018 года в фамилии нашего президента что-то может поменяться. Хоть какие-то буквы.

Да разве кто-то допускает? Только если он сам.

Писателю Юрию Полякову вручили орден «За заслуги перед Отечеством» IV степени.

— Чем может писатель ответить на высокую награду? Только новыми произведениями! — воскликнул Юрий Поляков.— И я уже ответил. Сегодня в Театре эстрады премьера спектакля по моей новой пьесе «Чемоданчик». И там фигурирует даже президент России! Надеюсь, что вы придете на спектакль и выскажете потом свое мнение!

Ну кто мог бы использовать отведенное ему на благодарность время производительнее, чем Юрий Поляков? Тут и президент России оказался бы, страшно сказать, бессилен.

Между тем многие получали свои награды молча. Так, хотел что-то сказать да раздумал ректор МГИМО Анатолий Торкунов. И только этим заслужил нераздавшиеся после непроизнесенной речи аплодисменты.

И Олег Табаков только кивнул. А что говорить, и так все ясно.

А вот дошла очередь до француженки Консуэло де Хавилан-Кортес. Она подошла к Владимиру Путину и яростным поворотом корпуса указала ему место, куда следует повесить орден Дружбы. А потом высказалась. Ее кумирами в детстве были жены русских декабристов, она прочитала о них все, что было на французском языке. А потом ее «кумиром стал человек, который сыграл главную роль в фильме “Звезда пленительного счастья”».

— И теперь меня зовут Дуся Костолевская! — призналась Консуэло де Хавилан-Кортес.

А ее муж Игорь Костолевский сидел в последнем ряду Екатерининского зала и стеснительно улыбался.

— Но если ты хочешь доказать что-то, то делай то, чего нельзя опровергнуть! — продолжила Дуся Костолевская.

Мне уже теперь чудится, что все сказанное при Владимире Путине с философической интонацией относится либо к Украине, либо к Сирии?

Да, по крайней мере это относилось к увлечению самой Дуси Костолевской. Она в какой-то момент поняла, что когда-то ходили поезда Москва—Париж и Москва—Ницца, а теперь их нет, и восстановила их не без помощи РЖД. И разве это не стоит ордена Дружбы?

Апофеоз наступил, когда к микрофону подошел обладатель медали Пушкина, директор Музея науки Великобритании Иан Блэтчфорд и вдруг выкрикнул: «Слава Гагарину!»

На этом можно и нужно было заканчивать. На этом и закончили. Правда, перед этим заслуженным работником культуры РФ стала редактор «Москонцерта» Нинель Кобзон. Правда, по поведению ее мужа с точностью нельзя было определить, кто из них двоих получил эту награду.

Да Владимир Путин еще произнес выстраданную фразу:

— У нас представители сельского хозяйства держатся и говорят, как народные артисты, а народные артисты пашут, как настоящие селяне!

Не то что, конечно, про помидоры и Аллаха, отнявшего разум у турецкой клики, но все-таки.

Торжественная часть исчерпала себя. Разносили шампанское. Юрий Поляков уже что-то говорил Владимиру Путину. Доносились отдельные слова: «чемоданчик», «сцена», «чего стоит прийти»…

— А я,— сказал стоявший рядом глава администрации президента Сергей Иванов,— сразу сценарий этого спектакля угадал: чемоданчик ядерный, и его сперли!

Космонавт Сергей Юрчихин в нужный момент оказался в нужном месте и уже дарил президенту одного из двух десятисантиметровых плюшевых львят, а Сергей Иванов разъяснял:

— Это индикатор невесомости, на девятой секунде полета начинает парить…

Что-то хотела сказать Наталья Солженицына, но президент все никак не поворачивался в ее сторону, не замечал ее, а фотографировался с награжденными им: они очень просили, очень.

И запомнился активной гражданской позицией гендиректор ГПЗ-2 Владимир Терещенко, которому удалось два раза сфотографироваться с Владимиром Путиным, а сам Владимир Путин этого даже не заметил, потому что фотографировался в этот момент с теми, кто его об этом так просил…

И я уже слышал голос Владимира Терещенко, когда Владимир Путин скрылся в дверях:

— Вы меня сфотографировали? Вы сняли, я спрашиваю?! Какой ваш электронный адрес?! Как ваша фамилия? Место работы? Азаров?! Коммерсант?! Какой коммерсант?! Откуда здесь коммерсант?!

И слышал, как успокаивал его сосед:

— «Коммерсантъ» — это газета…

И я спросил Игоря Костолевского, как это у него выходит вообще не меняться с годами. А он ответил, что это вопрос к жене, и Дуся подтвердила…

А Юрий Поляков на вопрос, действительно ли Сергей Иванов угадал про «Чемоданчик», сообщил, что действительно и что украсть ядерный чемоданчик совсем несложно:

— Тот, кто носит, тот и крадет!

Геннадия Хазанова я спросил, есть ему теперь к чему стремиться, ведь все же четыре степени есть у него (хотя, строго говоря, существует же еще орден Андрея Первозванного), а он недоуменно ответил:

— Да. Репетировать надо…

А Владимир Терещенко все фотографировался меж двух штандартов, под которыми стоял Владимир Путин. Хотя Владимира Терещенко давно уже никто не фотографировал.

Последним, уже из коридора, ушел Дмитрий Хворостовский, который все отвечал и отвечал на вопросы журналистов, а ему надо было на самолет, и его жена смотрела на часы у меня на руке и ахала с волнующим акцентом: «Половина третьего!»

А он не хотел уходить.