А судьи кто? - «Финансы»

Судейский корпус — одна из самых закрытых систем. Информация о ней всегда обрывочна и черпается, как правило, из вторых рук. Однако социологам из Института проблем правоприменения удалось почти невозможное: в рамках обширного исследования опросить более тысячи слуг российской Фемиды. И на основе этих интервью впервые составить "портрет явления". Он получился ярким и неожиданным. Оказалось, например, что в стране сосуществуют несколько "судейских субкультур", соперничающих друг с другом и отстаивающих свои, далеко не во всем совпадающие ценности и профессиональные нормы. В деталях разбирался "Огонек"

Вадим Волков, доктор социологических наук, научный руководитель Института проблем правоприменения при Европейском университете в Санкт-Петербурге

Если кто-то еще помнит, в СССР судей выбирали граждане. Понятно, что выборы были без выбора, просто народным одобрением тех, кто прошел партийный фильтр. Но граждане имели хотя бы какую-то информацию о кандидате. Сейчас процедура назначения судей непрозрачна и информации о них крайне мало. В этой профессии около 30 тысяч человек, их решения могут лишать или ограничивать наши базовые права, перераспределять имущество. По Конституции они носители отдельной власти, судебной. Мы практически ничего о них не знаем, но вроде как должны им доверять.

Чтобы заполнить этот пробел, мы уже несколько лет проводим исследование российских судей как профессиональной группы, кстати при поддержке Российского научного фонда. На протяжении 2011-2014 годов в 15 регионах страны мы собирали эмпирический материал: провели пять групповых и более 40 индивидуальных экспертных интервью с судьями, работающими в мировых судах и судах общей юрисдикции (поскольку на них приходится основной поток гражданских, административных и уголовных дел), организовали два стандартизированных опроса судей, в которых приняли участие 760 и 1998 человек. Многие из них шли на контакт гораздо охотнее, чем мы ожидали, некоторые суды и судьи оказались гораздо более открыты, чем сама система.

Откуда берутся судьи? Закон "О статусе судей" предписывает, что претенденту на эту роль должно быть больше 25 лет, и он должен хотя бы пять лет проработать "по юридической специальности" — где именно, не уточняется, поэтому судьей может стать и прокурор, и госслужащий, и полицейский, и адвокат, и секретарь судебного заседания, и преподаватель вуза. Но система настраивает свои фильтры, отбирая тех, кто более предсказуем и кто может в ней работать.

Несколько слов о системе. Вопреки известному скульптурному образу Фемиды, на практике работа судьи имеет мало общего со служением справедливости или ее богине. Это скучная, рутинная бюрократическая работа, состоящая из массы формальностей, шаблонных процедур, оформления массы документов. Сами судьи говорят о своей работе как о конвейере — и в смысле поточной нагрузки, и в смысле типовых операций. Это поток однообразных исков, половина которых — от государственных органов типа Пенсионного фонда или налоговой службы на ничтожные суммы. В уголовном процессе тоже типовые дела, более 90% которых содержат признание подсудимого. То есть пространство состязательности ничтожно. Средний судья, рассматривающий уголовные дела, видит предпринимателя или чиновника раз или два в год. Остальное время — это безработные или работники физического труда, проходящие подсудимыми по кражам, телесным повреждениям и наркотикам. Иногда студенты.

По данным судебного департамента при Верховном суде РФ, в 2013 году доля оправдательных приговоров в делах публичного обвинения (это дела с предварительным расследованием и поддержкой прокурора в судах, их абсолютное большинство) составила 0,3 процента. По закону только суд дает ответ о виновности или невиновности человека, но в реальности, статистически, этой дилеммы нет. Они только назначают наказание, притом что реальная власть судов серьезно ограничена: они не реабилитируют подсудимых. Правда, 18 процентов дел прекращаются в суде за примирением сторон, но это все равно предполагает признание вины, то есть, по сути, согласие с позицией обвинения.

Почему так? Сегодня для судьи оправдать человека — значит сказать, что уголовное дело было возбуждено зря, что следствие проработало вхолостую. Следователи получат выговоры, прокуроры лишатся премии. Каждое такое решение — ЧП. Несколько таких решений — межведомственный конфликт. И всем хуже, в том числе судье, которому тоже устроят сложности.

Самостоятельность судей ограничивается организацией, в которой они работают. Вышестоящее начальство оценивает судей по двум показателям: доля дел, рассмотренных в установленные сроки, и так называемый показатель стабильности судебных решений. Он рассчитывается как доля дел, решения по которым были отменены, к общему количеству рассмотренных дел (или к числу обжалованных решений). Но вышестоящие суды отменяют оправдательные приговоры в пять раз чаще, чем обвинительные. Шансов, что такой приговор устоит, мало, а что отменят и потом вызовут на квалифколлегию разбираться — много. Судьи назначаются пожизненно, но их можно уволить за те решения, которые они принимают, и они не принимают таких решений, за которые можно лишиться мантии. Поэтому лучше не замечать ошибки следствия.

Кто пойдет работать на такую должность с таким объемом нагрузки и такими ограничениями? Где найти судей, которые не будут проявлять самостоятельность и осложнять жизнь следователям и прокурорам?

"Прокурорские" и "аппаратные"

Два главных источника пополнения судейского корпуса в России — это аппарат суда и прокуратура. На них вместе приходится 51 процент ныне действующих судей. Из других правоохранительных органов и госсектора приходят еще 27,6 процента судей. Оставшиеся проценты достаются бывшим работникам негосударственного сектора — преподавателям вузов и адвокатам.

Опыт предыдущей работы налагает определенный отпечаток на профессиональные ценности и нормы, которыми руководствуются судьи при принятии своих решений и выстраивании отношений с коллегами. С определенной долей уверенности можно сказать, что "люди из аппарата суда", "люди из прокуратуры", "люди из полиции" — это немного разные судейские субкультуры, различия между которыми, может, и не радикальны, но устойчивы.

Дело в том, что основная проблема нашей юридической профессии — это ее сегментация. В России не существует некоей независимой "юридической ассоциации", выдержав экзамены которой, человек получает право работать юристом в любой сфере, практиковать. Нет общей этики, которая бы относилась к профессии. Есть только диплом юриста, который выдает каждый второй вуз страны и который очень мало говорит о профпригодности человека. Профессиональную квалификацию вчерашний выпускник получает уже на своем рабочем месте — в аппарате суда, в прокуратуре, в полиции, в следственных органах. И очень быстро становится человеком "ведомственным" — носителем не общей юридической культуры, а культуры организации, которая его воспитала.

Сегодня для судьи оправдать человека — значит сказать, что уголовное дело было возбуждено зря, что следствие проработало вхолостую. Следователи получат выговоры, прокуроры лишатся премии. И всем хуже, в том числе судье, которому тоже устроят сложности

Судейский корпус стабильно пополнялся и пополняется выходцами из прокуратуры. Это преимущественно мужчины, и они обнаруживают более выраженную ориентацию на справедливость (читай — внутреннее усмотрение) и чувствительность к внешним ограничениям.

Если в 1997 году 21,5 процента судей приходили из прокуратуры, а 11,4 — из аппарата суда, то в 2013 году доля экс-прокурорских кадров осталась прежней — 20,8 процента, зато набор из аппарата суда достиг 30,3 процента.

Одновременно с увеличением численности выходцев из аппарата суда — бывших секретарей судебного заседания или помощников судей — произошло заметное сокращение доли судей с опытом работы в негосударственном секторе, бывших корпоративных юристов и адвокатов: с 28,2 процента в 1997 году до 16,5 в 2013-м. Почему это происходит? Хороший адвокат или корпоративный юрист обладает большей свободой, его нагрузка меньше, а доход больше, чем у судьи, и, следовательно, нет веских причин менять сферу деятельности. Кроме того, в судейском сообществе адвокатов не любят, и на всех уровнях принятия решений о назначении судей существует неформальный запрет на бывших адвокатов. Считается, что адвокаты в России проводники коррупции и посредники для "решения вопросов".

Хуже, чем об адвокатах, в профессиональном сообществе думают только о бывших полицейских в креслах судей. Из сотрудников МВД, говорят судьи в экспертных интервью, получаются плохие судьи, и опыт работы в полиции скорее вреден, чем полезен для совершения правосудия.

Феминизация Фемиды

Заметим при этом, что переход прокуроров и адвокатов в судейское кресло соответствует мировой практике. Зато есть черта, которая является специфически российской, характеризующей именно нашу судебную систему — это набор судей из аппарата суда. В других юрисдикциях судебные клерки — это отдельная профессия, они не претендуют на то, чтобы становиться судьями. У них и компетенции другие, и образование. Это менеджерские позиции.

В нашей судебной системе определенная доля выходцев из аппарата присутствовала и в советское время, но массовый переход сотрудников аппарата судов пришелся на середину 2000-х. У судей большая нагрузка, процесс формализован, он требует заполнения большого числа бумаг, протоколов, организации работы и выдерживания сроков. То есть судья сильно зависит от аппарата. Зарплаты судей в 2000-е повысили в несколько раз, а секретари и помощники продолжают получать по 10-15 тысяч рублей в месяц. Откуда брать сотрудников в аппарат? Как их удержать? Рождается негласный контракт: работа в аппарате шесть-семь лет, потом переход в судьи. Рутинная и низкооплачиваемая работа в аппарате судов, на которую идут преимущественно молодые женщины ("девочки", как судьи часто называют своих помощников), оказывается самым коротким путем в судейское кресло.

В интервью многие судьи подчеркивали, что аккуратность, четкость, умение правильно оформлять документы — важнейшие качества в их работе, и они приобретаются как раз благодаря опыту "аппаратной жизни". В результате первичного отбора на уровне аппарата работать дальше остаются только те, кто сможет выдерживать нагрузку и принимать организационные ограничения, налагаемые системой. После 2007 года судей судов общей юрисдикции сразу назначают пожизненно, поэтому если кандидатов знают по работе в аппарате, это снижает риски, повышает предсказуемость. В результате первичного отбора в аппарат и ориентации на "доморощенный продукт", как пошутил один судья, происходит феминизация Фемиды, то есть рост доли женщин среди судей. Если в 1990 году доля судей-женщин в судах первого уровня СССР составляла 44 процента, то сегодня, согласно нашему исследованию, она достигла 65 процентов. При этом среди судей, рекрутированных из аппарата, женщин больше 80 процентов.

В результате первичного отбора в аппарат и ориентации на "доморощенный продукт", как пошутил один судья, происходит феминизация Фемиды, то есть рост доли женщин среди судей. Если в 1990 году доля судей-женщин в судах первого уровня СССР составляла 44 процента, то сегодня, согласно нашему исследованию, она достигла 65 процентов

Что привносят в судейскую профессию кадры, воспитанные на канцелярской работе, понятно. Они с самого начала встроены в иерархию, хорошо знают формальную сторону процесса и букву закона. Примечательно, что, сравнивая ценности судей из разных возрастных когорт, мы видим, что для судей, назначенных в советское время, справедливость имела большую ценность, чем для судей, набранных в 2000-е годы. Некоторые судьи говорят, что раз решение законно, значит оно и справедливо. Однако в нашем исследовании мы предположили, что справедливость в каком-то смысле более синонимична самостоятельности судьи, его готовности решать исход дела, опираясь на некое внутреннее усмотрение, а не только на "букву" закона. Получается, что при существующей стратегии отбора судей справедливость, независимость и судейская самостоятельность остаются пока невостребованными.