«За десять лет накопить себе адекватную пенсию невозможно» - «Интервью»

Рынок страхования жизни в 2015 году вырос на 17%, но страховщиков это не радует: страхование жизни в его классическом понимании у россиян по-прежнему непопулярно. Почему так происходит, что объединяет страхование жизни и режим здорового питания и почему в 45—50 лет уже поздно задумываться о пенсии, в интервью Банки.ру рассказал президент Ассоциации страховщиков жизни и страховой компании «МетЛайф» Александр ЗАРЕЦКИЙ.

— Несмотря на кризис, рынок страхования жизни вырос в 2015 году на 17,2%. Но вы, комментируя итоги года, назвали рынок «не абсолютно здоровым». Почему?

— Потому что около 80% рынка — это два продукта: кредитное страхование жизни и инвестиционное. И то и другое сложно назвать классическим страхованием. В первом случае страховка приобретается как часть кредита, это не добровольное, а так называемое вмененное страхование. И там заложены, как правило, большие комиссии, которые просто получает банк. А инвестиционное страхование жизни — это структурная нота, инвестиционный инструмент. Эта нота покупается у инвестиционного банка, и вокруг нее «наворачивается» немножко страховки. Объемы страхования в чистом виде в этих продуктах минимальны. И это не есть хорошо, на мой взгляд. Поэтому рынку надо искать какие-то пути для того, чтобы развивать именно классические направления.

— Какие, например?

— Например, накопительное страхование жизни — это когда у тебя есть клиенты, которые регулярно делают сбережения. Ежемесячно, как в свое время делал Госстрах. Это страхование может иметь в себе какие-то инвестиционные составляющие: когда страховая компания несет на себе все риски и инвестирует сбережения консервативно — например, в облигации. Либо часть рисков несет на себе клиент, тогда он может выбрать более агрессивные инвестиции (то, что на Западе называется Unit-linked). Но везде присутствуют долгосрочные сбережения и страховая защита. Другое направление — это долгосрочное рисковое страхование: жизни, от серьезных заболеваний, от несчастных случаев. Важно, что программы не должны действовать месяц или год, защита нам нужна на долгий срок. Вот здесь, к сожалению, рынок очень маленький. По моим оценкам, такие программы составляют всего лишь около 20% рынка.

— А прогнозы какие?

— «Кредитка» в этом году, скорее всего, расти не будет. Судя по началу, рынок кредитования не восстановится в этом году.

— Продление льготной программы по ипотеке не поможет?

— Страховщикам жизни — нет. В ипотеке, как правило, банки продают сразу три типа страховки: титул (страховка от утраты права собственности. — Прим. ред.), имущество и «жизнь». Причем «жизнь» можно предлагать не как собственно страхование жизни, а как страхование от несчастных случаев. Поэтому банки обычно предлагают комплексные программы от универсальных компаний, у которых есть лицензия и на титульное страхование, и на имущественное, и на страхование от несчастных случаев и болезней (страховщики жизни не имеют права заниматься «не личными» видами страхования, а компании, занимающиеся страхованием от несчастных случаев, — имеют. — Прим. ред.). И банкам неинтересно, чтобы часть страховки делала одна компания, а другую часть — другая. Им проще работать с одной компанией, особенно если речь идет о компании внутри банковской группы. Поэтому внешнему игроку «залезть» туда очень сложно.

Другое дело — как компании, имеющие лицензию на страхование от несчастных случаев, могут страховать жизнь на срок ипотечного кредита в 15—20 лет? Для меня это загадка. Для банка важно, чтобы страховая компания оплатила свои обязательства, если этот человек станет нетрудоспособным либо уйдет из жизни. Расчеты тарифов, принципы резервирования ипотечного страхования базируются на принципах страхования жизни. Долгосрочное страхование жизни продавать под лицензией страхования от несчастных случаев и болезней с точки зрения регулирования неправильно. Потому что у «жизненных» компаний совершенно другие принципы резервирования. Но этот рынок сейчас сложился так, как он сложился.

— Чем это может грозить потребителю? У человека ипотека, он стал инвалидом, есть ли для него разница — была у него оформлена страховка жизни или страховка от несчастного случая?

— Когда приобретается программа ипотечного страхования жизни, страховая компания фактически подписывается под долгосрочными (на 10—20 лет) обязательствами. Здесь очень важно уметь оценивать долгосрочные риски, связанные со смертностью и заболеваемостью. Эти факторы являются определяющими для расчета тарифа (стоимости страхования) и для формирования страховых резервов (то есть оценки обязательств страховщика). Компании, не занимающиеся страхованием жизни, не имеют соответствующей статистики, а также не могут использовать необходимые методы резервирования. Это значительно осложняет контроль за платежеспособностью компании со стороны ее акционеров и регуляторов. С точки зрения потребителя, это снижение надежности, что в данном случае является важным, так как в ипотеке речь идет о значительных страховых суммах.

— Почему непопулярно накопительное страхование жизни, более-менее понятно: с учетом нашей инфляции откладывать сбережения на достаточно длительный срок, наверное, не каждый отважится. А почему непопулярны долгосрочные рисковые продукты? Ведь в условиях нестабильности экономики, казалось бы, люди должны задумываться — что будет, если семья потеряет кормильца?

— В большинстве своем люди к страхованию жизни относятся, как к вопросу о диете, здоровом образе жизни и так далее — мы всегда говорим, что это правильно и хорошо: «вот со следующего понедельника начну делать по утрам зарядку и правильно питаться». Но, как правило, на это способны только люди с высокой степенью самоорганизации, которые умеют планировать свою жизнь и имеют силу воли, чтобы действовать по выработанному плану. То же самое и с пенсией: люди видят, как живут их родители, понимают, что это важно и нужно. Но в 30 лет человек думает: я еще молодой, займусь этим завтра. А в 45—50 лет уже, как говорится, «поздняк метаться» — за десять лет накопить себе адекватную пенсию невозможно. Это нужно делать задолго.

Поэтому ни в одной стране мира программы страхования жизни, долгосрочного накопления и защиты не являются популярными и никогда такими не будут. Это продукт, который не покупается, а предлагается, продается. Поэтому рост этого рынка зависит от уровня развития предложения. Чем больше появится профессиональных страховых консультантов, которые будут искать клиентов, тем быстрее будет развиваться этот рынок. Вот и все. Другое дело, что в периоды, когда идет такая макроэкономическая турбуленция, когда рубль такими скачками слабеет, говорить с клиентом о долгосрочных рублевых сбережениях гораздо сложнее, чем несколько лет назад.

Но и в условиях кризиса, при сегодняшних взаимоотношениях общества и государства, наши программы могут быть более востребованными. Сегодняшняя молодежь может столкнуться с тем, что системы госзащиты к их пенсионному возрасту не будет, и поэтому они сегодня сами должны быть ответственными и делать личные сбережения для себя. Конечно, не все жители России могут себе позволить приобретать такие программы. Если мы говорим об очень бедных людях, то, по пирамиде Маслоу, страхование жизни у них находится далеко не на первом месте. Мы ориентируемся на средний класс: он и понимает необходимость в такой программе, и может себе позволить ее финансировать. Конечно, при условии, что клиент встретится с финансовым консультантом и они все обговорят.

— Реально ли сейчас продавать накопительное страхование жизни в электронном виде? Теоретически это помогло бы снизить операционные расходы и, возможно, увеличить доходность…

— Через Интернет продаются те продукты, которые востребованны. Востребованны сейчас в страховании те продукты, которые обязательны, — ОСАГО и полисы выезжающих за рубеж. По ценам у всех компаний эти страховки более-менее одинаковые. И конечно, там стоимость близка к себестоимости. Это массовый спрос, в сочетании с конкуренцией он снижает цену. Накопительное страхование жизни — это не массовый спрос, поэтому оно требует гораздо больших усилий с точки зрения дистрибуции. И мы должны эти усилия оплачивать.

— Банк России выносил на публичное обсуждение предложение ограничить 20% комиссионное вознаграждение банков при продаже страховок. Повлияет ли это на ваши взаимоотношения с банками?

— Стратегия компании «МетЛайф» исключает сверхвысокие комиссии в пользу банка. Из-за этого, к сожалению, значительная часть нашего кредитного бизнеса ушла к конкурентам, сборы по этому виду снизились на 24%. Мы исходим из того, что нельзя с клиентов брать в 10—20 раз больше себестоимости страховки. Предлагали банкам сделать более дешевые продукты для клиентов — тогда они продавались бы лучше. Но пока банки не готовы, они к этому относятся очень прагматично — им нужна максимальная прибыль сегодня.

С другой стороны, я считаю, что неправильно ограничивать комиссию административными способами, неважно, на каком уровне — 20%, 40%, 60%. Во-первых, всегда можно найти способ это ограничение обойти. Ну хорошо, комиссия банка будет 50%, а не 70%, но тогда я еще буду доплачивать банку за какие-то услуги. И что? Для клиента ничего не поменяется. А во-вторых, банки просто перестанут продавать многие виды страховок, потому что им это станет неинтересно, и мы снизим уровень доступности страховых программ. Например, при продаже дорогой накопительной страховки комиссия банка за одну сделку может составить 50 тысяч рублей. А полис страхования выезжающего за рубеж может стоить 1 000 рублей. За комиссию в 200 рублей банк вообще не будет этими полисами заниматься. Если мы даем банку играть с комиссией, он, может, начнет продавать не за 1 000 рублей, а за 1 500. Но при этом брать 700 рублей комиссии. Если клиент готов на это — ради бога. Страховщики дали обратную связь регулятору — мы считаем, что административные прямые ограничения излишни, наоборот, они снизят доступность дешевых полисов. Бороться с навязыванием страховок с высокой банковской комиссией нужно рыночными способами.

— Какими?

— Например, с помощью «периода охлаждения», который ввел Центробанк, — возможность вернуть страховую премию без штрафа в течение 5—10 дней. Второе — нужно предусмотреть возможность, чтобы при досрочном погашении кредита страховая компания — а значит, и банк тоже — возвращали часть страхового взноса. Потому что страховщикам нечего возвращать, если большая часть взноса ушла банку как комиссия. В-третьих, регулятор может установить достаточно высокие требования к раскрытию информации о том, как работает страховая программа, сколько она стоит и какие риски покрывает. Как только мы начнем двигаться в эту сторону, банк увидит: он продал много страховок, но в итоге клиенты ему их вернули. Тогда банк, может быть, скажет: хорошо, я сделаю продукт дешевле за счет своей комиссии, но мы со страховой компанией добавим какие-то интересные страховые покрытия, сервисные услуги. И человек не будет отказываться от программы, если он погасил кредит. Или не станет в течение десяти дней возвращать деньги за страховку, так как он будет видеть в ней реальную ценность. Я считаю, такие рыночные механизмы приведут к тому, что банки и страховщики будут вынуждены становиться более клиентоориентированными.

— Предложения по поводу возврата части страховки при досрочном погашении кредита где-то зафиксированы?

— На эту тему был разработан проект федерального закона о внесении изменений в закон о потребительском кредитовании. В этом документе было положение: если у человека есть добровольный договор страхования при получении кредита, то досрочное погашение кредита — основание для возврата неиспользованной части страховой премии. Сейчас такой возврат может предусматриваться договором страхования, если банк это устраивает, но такие случаи редки. И страховщики, когда судятся по таким вопросам, ссылаются на то, что страхование жизни не имеет никакого отношения к кредитным обязательствам. Это два независимых продукта. Риски смерти, инвалидности от кредита никак не зависят. Поэтому договор страхования не может автоматически прекратить свое действие, если человек досрочно гасит кредит. А многие люди думают, что страхуются от невыполнения своих кредитных обязательств.

— Надо сказать, что чаще всего это так и есть.

— Здесь на самом деле вопрос в том, насколько человек был осведомлен об условиях на момент заключения договора. Так вот, насколько я знаю, правительство решило заморозить этот законопроект еще на стадии обсуждения. Думаю, там было сильное лобби со стороны банков. Видимо, успешно побороли.

— С каким финансовым результатом «МетЛайф» закончила 2015 год? Удалось ли преодолеть убыток 2014 года?

— В 2014 году у нас был убыток около миллиарда рублей из-за переоценки портфеля облигаций. Сейчас этот убыток нам сыграл в плюс, по РСБУ будет порядка 3 миллиардов прибыли. Но я не в восторге от этого результата, потому что из этих 3 миллиардов чуть меньше 2 миллиардов — это переоценка в обратную сторону. Очищенно от этого результата — чуть больше миллиарда рублей прибыли. Это по-прежнему хорошо, но все-таки меньше, чем прибыль до переоценки портфеля облигаций в 2014 году.

— Не высказывали ли ваши американские акционеры опасений в отношении российского рынка?

— Нет. Наши акционеры понимают сложившуюся ситуацию. MetLife работает на многих развивающихся рынках, а именно эти рынки в последние годы испытывают экономические трудности.

— А планы по приобретениям у акционеров есть?

— Стратегия группы MetLife не исключает развитие бизнеса через слияния и поглощения.

Беседовали Елена ПЕТЕШОВА, Дмитрий ЖУКОВ,