Фабрика звезд - «Финансы»

Тридцать лет назад советское телевидение показало документальный фильм Генриха Боровика «Человек с Пятой авеню». Он стал пилотным эпизодом сериала, в рамках которого Москва, десятилетиями отбивавшаяся от обвинений в ущемлении прав советских диссидентов, внезапно перешла в контратаку и принялась решительно бороться за права диссидентов американских. Из-за некоторой вторичности проблем с кастингом и переориентации продюсеров на другие проекты сериал был свернут в разгар сезона, но запомнился он надолго.

Человеческий фактор всегда был водоразделом, четко показывающим разницу в подходах сверхдержав. США как лидер капиталистического мира, проникнутого духом частной инициативы, истово боролись за права и свободы отдельно взятых людей, а СССР, верный принципам равенства, братства и коллективизма, выражал озабоченность попранием прав эксплуатируемых классов и угнетаемых меньшинств. При этом моральную поддержку советского народа получали даже активисты, которые по идеологическим или техническим причинам никогда не дождались бы от СССР поддержки материальной (охотно предоставляемой самым неожиданным участникам революционного и национально-освободительного движения),— от обвиненных в налете с тройным убийством анархистов Николы Сакко и Бартоломео Ванцетти до Анджелы Дэвис, купившей оружие, с помощью которого был организован захват заложников в калифорнийском суде, завершившийся бойней с четырьмя трупами.

Международные дискуссии по этому поводу оказывались непродуктивными: одна сторона перечисляла фамилии посаженных и сосланных диссидентов, а также невыездных евреев и детей от советско-американских браков, а другая напоминала, что у вас коммунистов сажают, а негров вешают — все, тупик. После ввода советских войск в Афганистан и сбитого южнокорейского самолета лидеры СССР и США перестали встречаться и свели общение к минимуму, а дискуссии сошли на нет, уступив место военной подготовке.

Встречи и дискуссии возобновились в 1985 году, когда ЦК КПСС возглавил Михаил Горбачев. Москва наконец уловила тонкую разницу между гражданскими правами, за которые усердно боролась, и правами человека, о которых твердил Вашингтон,— и решила бить оппонента его оружием.

15 ноября 1985 года посольство СССР в Вашингтоне объявило, что миллионы пионеров и комсомольцев подписали письмо президенту США Рональду Рейгану с просьбой остановить непрекращающиеся нарушения прав коренного населения и освободить из заключения убежденного борца за эти права Леонарда Пелтиера.

Советский пропагандистский аппарат разминался на хорошо изученной площадке: подписи в поддержку Пелтиера в советских школах собирались и отправлялись по адресу тюрьмы или в Белый дом с конца 1970-х годов. Однако осенью 1985-го кампания вдруг резко активизировалась: открытки с портретом индейца были напечатаны в большинстве молодежных газет и журналов, а в школах, институтах, воинских частях и клубах интернациональной дружбы проходили собрания, участники которых осуждали грубое попрание прав простого американского человека.

Суть обвинений, предъявленных Пелтиеру, при этом не упоминалась. Отечественная традиция требовала не раскрывать подробностей, тем более таких свирепых и запутанных.

В середине 1970-х годов резервация Пайн-Ридж в Южной Дакоте была одной из точек бурления индейского недовольства. Основным борцом за права и даже суверенитет коренного населения стало Движение американских индейцев (ДАИ), участники которого устраивали марши на Вашингтон, захватывали административные здания и требовали отставки племенных старейшин, которых обвиняли в коррупции и соглашательстве с бледнолицыми оккупантами. В ответ старейшины создавали отряды милиции, жестко подавлявшие сопротивление при молчаливом, а то и деятельном одобрении властей. Летом 1975 года в Пайн-Ридж, жители которого попросили у ДАИ защиты от карателей, отправился отряд боевой молодежи, разбивший палаточный лагерь по соседству с одной из деревень резервации. Кровь пролилась 26 июня.

По версии ФБР, спецагенты Джек Колер и Роналд Уильямс на двух автомобилях второй день искали в Пайн-Ридж 19-летнего Джимми Игла, подозреваемого в разбое и краже пары ковбойских сапог. Около полудня агенты сообщили диспетчеру, что преследуют подозреваемого в красном пикапе. Несколько минут спустя Уильямс уже кричал по радио, что их расстреливают из винтовок и ружей. Объединенные силы полиции, ФБР и Бюро по делам индейцев (БДИ) устроили на резервации облаву, в ходе которой был застрелен юный активист ДАИ в фэбээровской куртке. Тела спецагентов были найдены рядом с палаточным лагерем: нападавшие вытащили раненых агентов из расстрелянных машин и добили выстрелами в голову из винтовки AR-15. По данным следствия, убийцы тщательно вытерли машины, подобрали гильзы (кроме одной) и ушли, забрав оружие агентов (успевших сделать пять выстрелов из пяти стволов).

По версии ДАИ, агенты Колер и Уильямс стали жертвами собственной провокации. Днем раньше они якобы интересовались не столько Иглом, сколько обитателями палаточного лагеря. Утром следующего дня резервацию обложили вооруженные отряды милиции, полиции, как муниципальной, так и БДИ, ФБР, спецназа и федеральных маршалов. Ближе к полудню Колер и Уильямс снова въехали на индейскую территорию, остановились у лагеря ДАИ и принялись палить из пяти стволов. Индейцы, решившие, что на них напали купленные вождями боевики, открыли ответный огонь из малокалиберных винтовок, причем смогли не только поразить нападавших, но и обратить в бегство две машины, рванувшие на подмогу агентам.

После перестрелки ФБР задержало около 30 человек, но к арестам непосредственных участников смогло перейти лишь в сентябре. Трое из четырех задержанных молодых людей попались оригинальным способом: они спрятали оружие слишком близко к выхлопной трубе, патроны сдетонировали, и машина взорвалась чуть ли не на глазах у полицейских. В те же дни едва не был схвачен Пелтиер, но он сумел, отстреливаясь, сбежать от одинокого патрульного и скрылся в Канаде.

В июле 1979-го Пелтиер с двумя сокамерниками устроил вооруженный побег из тюрьмы, но пять дней спустя сдался преследовавшему его отряду

31-летний Леонард Пелтиер попал в число подозреваемых почти сразу: единственный в округе владелец красного пикапа и винтовки AR-15, он был самым старшим и опытным в лагере и вообще оказался идеальным подозреваемым, поскольку прибыл в Пайн-Ридж непосредственно из тюрьмы Милуоки (подозревался в убийстве полицейского, вышел под подписку о невыезде). В феврале 1976 года канадская полиция задержала Пелтиера, но до декабря он изобретательно боролся с экстрадицией. Изобретательность стоила ему свободы. Обвинение, решившее не дожидаться выдачи основного подозреваемого, добилось суда над его юными подельниками и потерпело сокрушительное поражение. Правительство сняло все обвинения с Джимми Игла, двое арестованных не предстали перед судом по неназванным причинам (видимо, в обмен на показания), а двое оставшихся обвиняемых были полностью оправданы: присяжные сочли, что подсудимые лишь отвечали на агрессивные действия спецагентов.

Процесс над Пелтиером стал реваншем ФБР: 18 апреля 1977 года суд города Фарго (позднее прославленного одноименными фильмом и сериалом) признал активиста ДАИ виновным в убийстве Колера с Уильямсом и приговорил его к двум пожизненным заключениям. Не помогли ни заверения Пелтиера в его полной невиновности, ни отзыв обвинения в милуокском убийстве, ни отказ ключевых свидетелей от показаний, данных ими под давлением, ни мощная защита, которую в суде представлял бывший генпрокурор США Рэмси Кларк (позднее также не слишком успешно защищавший Слободана Милошевича и Саддама Хусейна), а за пределами суда — правозащитники и прогрессивная общественность едва ли не всего мира. Приговор был дважды подтвержден апелляционными инстанциями. В июле 1979-го Пелтиер с двумя сокамерниками устроил вооруженный побег из тюрьмы, но пять дней спустя сдался преследовавшему его отряду, пояснив: «Агентам ФБР я бы постарался продать жизнь подороже, у меня был бинокль и карабин, но я никого в жизни не убивал, и начинать с полицейских, которые уж точно ни при чем, не хотелось».

Суд этот аргумент не оценил, добавив к двум пожизненным срокам еще семь лет — и с тех пор регулярно отметает регулярные же прошения об отмене приговора и УДО.

Ходатайство миллионов советских пионеров и комсомольцев также не помогло: через три месяца после его обнародования, в феврале 1986 года, приговор Пелтиеру был подтвержден в очередной раз. Впрочем, к тому времени советская пропаганда уже приготовилась выдать по-настоящему оригинальный сюжет.

Героя нового сюжета открыл собкор «Литературной газеты» Иона Андронов. Он искал помещение для нью-йоркского корпункта, ужасаясь высоким ценам и политике джентрификации, в рамках которой район зачищается от бедноты, подвергается реконструкции и предлагается среднему классу и истеблишменту. Одним из зачищаемых был одинокий 53-летний экспедитор The New York Times Джозеф Маури, которого новая хозяйка дома по суду выгоняла из крохотной комнаты. Маури писал жалобы мэру, кардиналу и раввину синагоги, которую посещала домохозяйка, но добился внимания лишь пары правозащитников-доброхотов. Этого хватило: гулявший по 70-й улице журналист Андронов получил из рук правозащитников листовку с просьбой подписать петицию к домовладелице, не поленился зайти в дом и познакомиться с бедолагой и написал компактную статью про несчастное лицо капиталистической джентрификации. Размер текста и благоразумие автора позволили обойти некоторые детали вроде годового оклада в $35 тыс. и не совсем пролетарского происхождения героя, который долго жил в Европе, немного говорил по-русски, работал преимущественно фитнес-тренером, а в молодости занял шестое место в конкурсе «Мистер Америка» и играл эпизодических качков в массовке ряда фильмов, в том числе знаменитой «Клеопатры».

Широкая публика статью не заметила, в отличие от узкой: вскоре Андронова вызвали в советское генконсульство и велели оказать содействие телевизионщикам, прибывшим для сбора материала об американских бездомных. По версии Андронова, съемки были близки к срыву: все найденные группой бомжи выглядели безнадежно асоциальными алкоголиками, не способными ни заклеймить империалистический строй, ни хотя бы вызвать у зрителя жалость. Спасти положение должен был Джо Маури.

И он это сделал. Фильм Генриха Боровика «Человек с Пятой авеню» вышел в эфир в апреле 1986 года и потряс советскую публику. Тощий, лысый Джо, по совету съемочной группы представившийся безработным, тоскливо вышагивал мимо сверкающих витрин и вывесок, осведомлялся у швейцаров о стоимости самого дешевого жилья и, растерянно улыбаясь, сообщал в камеру, что у него таких денег отродясь не водилось, так что придется жить в пещере или в парке.

Передача стала бомбой по обе стороны океана. В США на героя передачи, с иронией или гневом пересказанной газетами и информагентствами, обрушилась волна презрения и ненависти. По словам Маури, его обзывали лжецом, предателем и агентом Москвы, мазали дерьмом ручку комнаты в социальном приюте, в который он переселился, по настоянию возмущенных профсоюзов выгнали с работы и предлагали засудить либо выслать в СССР. А советские зрители забросали Центральное телевидение письмами, денежными переводами и приглашениями: многие были готовы приютить трогательного бедолагу в собственной квартире или избе. В августе Маури приехал в Советский Союз, где под аплодисменты встречался с трудящимися, собирал их подписи в поддержку американских бездомных и даже был принят председателем президиума Верховного cовета Андреем Громыко.

Лишь тогда он признался сопровождавшему его Андронову, что пошел на сотрудничество с советскими журналистами только для того, чтобы найти свою первую и единственную любовь, с которой познакомился во время месячной турпоездки в СССР в 1964 году. Маури рассказал, что ради красивой блондинки из Орехова-Зуева нарушил правила пребывания иностранцев в СССР и сроки визы, хотел жениться, но был выслан, умудрился вернуться обратно с делегацией датских коммунистов, был выслан снова и с тех пор отправлял даме сердца безответные письма. Знакомство с Андроновым и последующие события Маури воспринял как чудо и шанс. Шанс был использован: Алла Голубкова нашлась сама — со взрослым сыном, другим именем и, понятно, совсем другой внешностью. По словам Маури, Алла, ставшая Альбиной, немедленно повела его в инвалютный магазин «Березка», а потом предложила ему переехать в СССР, заверив, что советские власти, так полюбившие несчастного американца, непременно подарят им на свадьбу квартиру с машиной.

От женитьбы и переезда затосковавший Маури воздержался. Впрочем, для советского зрителя эта серия кончилась полным хеппи-эндом в августе 1986 года — а в сентябре вышел новый эпизод.

Чарльз Хайдер родился в Альбукерке (позднее прославленном сериалом «Во все тяжкие»), служил в Корее в частях ВВС, защитил докторскую диссертацию, опубликовал полсотни работ по физике Солнца, участвовал в разработке спутниковой программы NASA и был яростным борцом с ядерной угрозой. К активным протестам его, как и многих жителей Нью-Мехико, толкнуло строительство завода по переработке ядерных отходов в Карлсбаде, всего в 300 милях от Альбукерке. Изучив вопрос, ученый стал выступать в целом против ядерного вооружения. 23 сентября 1986 года он приехал в Вашингтон и начал голодовку в парке Лафайет через дорогу от Белого дома. Протестные акции в парке происходили регулярно, так что вахта 56-летнего астрофизика, требующего от президента Рейгана отказа от ядерного вооружения, скорее всего, осталась бы незамеченной. Но доктора Хайдера увидел корреспондент советского телевидения Владимир Дунаев. Рассказ программы «Время» о бородатом тучном дедушке с добрыми глазами, готовом принять мученическую смерть во имя человечества, стал первым из длиннющего ряда сюжетов и статей. После этого на Хайдера обратила внимание и Америка. Местная общественность считала его чокнутым профессором с внешностью бомжа, но ближе к Рождеству, когда доктор объявил о готовности скончаться ради нации в праздничный день, губернатор Нью-Мехико призвал астрофизика выйти из голодовки, а сенатор от штата в проникновенном обращении попросил «выбрать курс, который позволит не умереть за убеждения, а бороться за них дальше».

Два месяца спустя к просьбам присоединился Михаил Горбачев: в феврале генсек отправил доктору Хайдеру письмо, в котором написал, что высоко ценит готовность к самопожертвованию во имя прекращения гонки вооружений, но при этом заметил, что ученый необходим для продолжения борьбы с угрозой ядерной катастрофы, поэтому ему следует прекратить голодовку. Письмо советского лидера вызвало последний всплеск интереса американской публики к Хайдеру. 1 мая он объявил преимущественно советским журналистам, что все-таки прекращает голодовку, длившуюся 218 дней. Доктор заверил, что все это время ничего не ел, пил лишь галлон (4,5 литра) воды в день и потерял половину изначального веса в 135 кг. Он объяснил, что раз его требования, «слово в слово» совпадающие с инициативами Москвы, оставлены без внимания, умирать смысла нет, а есть смысл бороться за эти требования на высшем уровне, в связи с чем доктор решил бороться за президентское кресло на выборах 1988 года.

Впрочем, к тому времени даже советская аудитория уже не очень следила за приключениями физика: на первомайскую новость она отреагировала шуткой «Хайдер был, Хайдер есть, Хайдер будет есть», а предсказуемый конфуз на выборах даже не заметила. Ведь параллельно сериалу про голодающего доктора развивалось действие куда более интригующего сюжета про доктора беглого.

Через неделю после начала голодовки Хайдера министр иностранных дел СССР Эдуард Шеварднадзе объявил, что Советский Союз предоставил убежище семье американского ученого, который за свои убеждения подвергается преследованиям на родине. Еще неделю спустя, 9 октября, сразу в нескольких советских газетах вышло интервью 47-летнего биохимика Арнольда Локшина «Я выбрал свободу». Текст сопровождал снимок радостной семьи с тремя детьми на фоне собора Василия Блаженного.

Выбравший свободу ученый был традиционно принят Громыко, который назвал бегство американской семьи «суровым укором тем, кто лишил их возможности реализовать свое неотъемлемое право жить свободно и трудиться вместе со своим народом». Локшины стали героями газет, журналов и телемостов с Америкой. Ведущие западные СМИ гадали, что заставило видного биохимика и онколога с заработком $50 тыс. в год, к тому же еврея, оставить теплый Хьюстон, дом, две машины, привилегированные школы, в которых учились дети, и отправиться в страну, из которой его предки бежали три поколения назад и которая до сих пор не слишком охотно выпускает евреев из своих объятий. За полтора месяца до эмиграции Локшин был уволен с должности заведующего фармакологическим отделом онколаборатории, однако журналисты и политологи отмечали, что специалисту такого уровня необязательно пересекать океан, чтобы найти новую работу с сопоставимым окладом.

Правительство США назвало обвинения в политическом преследовании Локшиных абсурдом и заявило, что биохимик и члены его семьи остаются американцами

Локшин объяснял — на пресс-конференциях, в интервью, а потом и в книге «Безмолвный террор» (Silent Terror), что увольнение было лишь одним из инструментов травли его семьи, открыто придерживающейся левых убеждений. Чета Локшиных с юных лет участвовала в акциях протеста против вьетнамской войны и коммунальных реформ. Арнольд, возглавлявший отделение Компартии сначала в Огайо, потом в Южной Калифорнии, избирался членом ЦК Компартии США, а Лорен управляла магазином марксистской литературы, была председателем молодежной коммунистической организации штата и иностранным гостем XVI съезда ВЛКСМ. Ближе к среднему возрасту Локшин устал от внимания ФБР и сосредоточился на научной карьере, которая в 1980 году привела его в Техас. По версии ученого, это не успокоило ФБР, продолжавшее применять против семьи Локшиных программу COINTELPRO по дискредитации, подавлению и уничтожению неугодных граждан. Биохимик объяснял происками ФБР абсолютно все свои неудачи и неприятности — от потери писем и школьных конфликтов детей до враждебности соседей и неоплаты маркетинговых исследований, которыми занималась Лорен. Постепенно Локшины научились различать мрачные стороны и в удачных событиях вроде скидок на покупку машины или ремонта дома: супруги вдруг поняли, что щедрых продавцов и маляров субсидирует ФБР, взамен получающее возможность подсунуть диссидентам несколько «жучков». В картине мира, в которой волю ФБР исполнял даже родной отец Арнольда, несправедливое увольнение было предпоследним ударом. Последний должен был привести к гибели либо сумасшествию супругов. И они решили не ждать.

Хьюстон, конечно, такой проблемы не видел. Начальство Арнольда объясняло, что бывший трудоголик последние годы работал вполноги и был единственным, кто игнорировал корпоративные вечеринки. Потрясенные соседи называли Локшиных яркой, доброжелательной и совсем не радикальной семьей, лишь некоторые жаловались, что Лорен в последнее время перестала здороваться, а грузовики, подвозившие ей образцы товаров для маркетинговых исследований, то и дело перегораживали улицу. Правительство США назвало обвинения в политическом преследовании Локшиных абсурдом и заявило, что биохимик и члены его семьи остаются американцами и вольны ездить куда угодно и возвращаться когда угодно.

Локшины не вернулись.

Серия про Локшиных оказалась последней. После октября 1986 года советская пропаганда не давала старт новым сюжетам, связанным с нарушениями прав человека в США, чисто для порядка отслеживая текущие проекты. Даже громкий инцидент с калифорнийским ветераном и антивоенным активистом Брайаном Уилсоном, который лишился ног при попытке остановить поезд с оружием для никарагуанских контрас, был отработан Москвой по минимуму. Потому что случился он в сентябре 1987-го — почти через год после того, как отпала нужда в пропагандистских бурях, связанная исключительно с двумя советско-американскими саммитами и освобождением трех советских диссидентов.

Михаил Горбачев, возглавивший ЦК КПСС и Советский Союз в марте 1985 года, не мог не понимать, что обостренные до предела отношения с Америкой необходимо нормализовать, что без переговоров при этом не обойтись, что в ходе переговоров неизбежно возникнет тема прав человека и что отсутствие резонных ответных аргументов и возможностей для торга в этом вопросе делает советскую позицию заведомо проигрышной. На неизбежность этой темы в одном из своих первых писем Горбачеву от 30 апреля указал Рональд Рейган. Тогда же стало понятно, что основной упор американцы сделают не на абстрактные тысячи отказников, узников совести и диссидентов, а на вполне конкретную тройку создателей Московской Хельсинкской группы — Андрея Сахарова, Юрия Орлова и Анатолия Щаранского. Их имена для широкой общественности давно стали символом советского диссидентства, а в конце 1970-х годов более 10 тыс. американских ученых объединились в организацию SOS (Scientists for Sakharov, Orlov, Sharansky), бойкотировавшую любые научные обмены и сотрудничество с СССР.

Для Рейгана освобождение Сахарова, Орлова и Щаранского стало личным делом. В 1981 году едва ли не первое свое письмо советскому руководителю 70-летний президент, три месяца как вступивший в должность и не успевший еще оправиться после покушения, написал от руки и посвятил просьбе на любых условиях освободить Щаранского, приговоренного за измену родине и антисоветскую пропаганду к 13 годам тюрьмы и колонии строгого режима. Отказ Леонида Брежнева закрыл тему лишь временно. Четыре года спустя стороны договорились о встрече на высшем уровне, и Вашингтон принялся готовить к ней списки советских отказников и диссидентов, а Москва лихорадочно искать диссидентов американских.

Релиз о миллионах подписей в поддержку Пелтиера появился за пять дней до саммита в Женеве, который начался 19 ноября 1985 года. Съемочная группа Боровика к тому времени уже вернулась из Нью-Йорка и вовсю монтировала фильм про Маури.

В ходе первый встречи Горбачев и Рейган сосредоточились на обсуждении возможностей разоружения хотя бы в Европе и в космосе, но в основном на том, чтобы убедить собеседника в нежелании наносить упреждающий ядерный удар. Вторая группа переговорщиков тем временем обсуждала невоенные вопросы, в том числе права человека.

11 февраля 1986 года 38-летний Анатолий Щаранский вместе с чехом и двумя западными немцами, обвиняемыми в шпионаже против соответственно Чехословакии и ГДР, был обменян на шестерых разведчиков из соцстран, схваченных в США и Западной Германии. Обмен традиционно состоялся на Глиникском мосту, разделявшем Восточный и Западный Берлин. Оказавшись на свободе, Щаранский позвонил Рейгану с благодарностями, через три месяца был принят президентом в Белом доме, а Конгресс США учредил в честь освобожденного медаль с надписью Let my people go.

Тем временем вовсю шла подготовка к саммиту в Рейкьявике, назначенному на 11–12 октября. Сериал про доктора Хайдера стартовал по советскому ТВ за полмесяца до этого, про доктора Локшина — за полторы недели. Заявление Шеварднадзе о том, что американский ученый вынужден спасаться в Советском Союзе, прозвучало сразу после того, как Рейган и госсекретарь США Джордж Шульц на брифинге в Белом доме лично анонсировали скорое освобождение Юрия Орлова из пятилетней ссылки, которую 62-летний ученый отбывал в Якутии после семи лет пермских лагерей, которые получил в 1978 году за антисоветскую агитацию и пропаганду. Шульц объяснил, что договориться о высылке Орлова с женой из СССР удалось благодаря напряженным консультациям после того, как в нью-йоркской подземке при покупке секретных чертежей авиадвигателя был схвачен советский сотрудник ООН Геннадий Захаров. Формально ответом на высылку Захарова стал арест в Москве и отправка в США обвиненного в шпионаже американского гражданина Николаса Данилоффа, но шпионско-дипломатические распасы продолжались два месяца, в течение которых США выслали 80 сотрудников советских посольства и консульств, к тому же настояли на урезании советского штата в штаб-квартире ООН, а СССР выслал пятерых американских дипломатов и вынудил уволиться из американских диппредставительств в Москве и Ленинграде практически весь советский персонал — всего около 250 человек.

5 октября Орлов был отправлен в США, а через два дня принят в Белом доме Рейганом, которому рекомендовал требовать от Москвы не высылки Сахарова, на которую Кремль не пойдет никогда из-за осведомленности «отца водородной бомбы», а лишь его возвращения из горьковской ссылки. Дискуссия о правах человека стала заметной темой начавшегося через четыре дня саммита и обошлась без конфронтации: советская сторона даже приняла и обещала изучить список из 1200 советских отказников, которым, по данным правозащитников, не позволяют воссоединиться с семьями в Израиле, США и Германии.

22 октября 65-летний Сахаров обратился к Горбачеву с просьбой выпустить его из продолжавшейся седьмой год ссылки в Горький, обязавшись «не выступать по общественным вопросам, кроме исключительных случаев, когда я, по выражению Л. Толстого, “не могу молчать”». 1 декабря Горбачев зачитал это письмо на заседании Политбюро, которое согласилось вернуть академика из ссылки. 8 декабря в чистопольской тюремной больнице после четырехмесячной голодовки умер диссидент Анатолий Марченко. Считается, что эта драма заставила Кремль смягчить отношение к диссидентам и ускорить возвращение Сахарова. Оно произошло уже через две недели, 23 декабря, после личного звонка Горбачева академику, в квартире которого по такому случаю накануне поставили телефон.

«Наш ответ SOS» не получился. Поспешное сворачивание контрпропагандистского проекта не позволило именам героев сложиться в значимый акроним — буквально пары серий не хватило, например, чтобы превратить HLP M (Хайдер, Локшин, Пелтиер и Маури) во вполне осмысленное и культово-киношное «Помоги мне». Проблема, очевидно, не сводилась к поиску двух диссидентов на букву Е. 1986 год принес СССР массу забот поважнее — от Чернобыльской катастрофы до почти трехкратного падения нефтяных цен. К маю 1991 года, когда был принят закон о свободном выезде из СССР, проблемы отказников и диссидентов уже не существовало. А героев правозащитного сериала 1986 года вспоминали в лучшем случае недобрым, а зачастую и неправедным словом.

Про Маури недоброжелатели рассказывали, что он на самом деле то ли сын, то ли внук миллиардера, к тому же после поездки в СССР попал в психбольницу. Выносливость Хайдера объясняли тихим приемом витаминов либо синдромом Васисуалия Лоханкина. А про Локшина вполне уверенно заявляли, что он либо быстренько вернулся в США, либо отправился на Кубу или в Северную Корею.

На самом деле Джозеф Маури тихо жил в нью-йоркском приюте на пособие, от которого откладывал по центу, чтобы хватило на ежегодный билет до Москвы. Маури останавливался у Андроновых и навещал Альбину, а после 1999 года, когда она умерла от рака,— ее могилу. 71-летний безработный рассказал об этом в ходе визита 2004 года, когда в последний раз попал в поле внимания российских и американских СМИ.

В том же 2004-м умер 74-летний Чарльз Хайдер. Он до конца жизни боролся с ядерным оружием, а также переработкой плутония в Карлсбаде, написал книгу об этом и в 1999 году выдержал новую, 82-дневную, голодовку. По словам его единомышленников, решительность Хайдера и его экспертные оценки удержали Германию от проекта захоронения ядерных отходов в соляных шахтах.

Арнольд Локшин пятнадцать лет работал заведующим лабораторией в московском онкоцентре, в 1998 году, за год до пенсии, был уволен в связи с реорганизацией учреждения, но восстановился по суду. Полтора года назад он выложил в интернет огромное эссе, в котором объяснил, что переезд Локшиных в СССР мог быть операцией ФБР и ЦРУ, направленной на развал СССР. По этой версии, советские власти и спецслужбы, действующие под диктовку своих заокеанских хозяев, должны были создать для эмигранта невыносимые условия и заставить его вернуться в США, чтобы убедить советский народ в том, что самые сказочные условия, которые может создать соцстрана, кошмарнее самых ужасных ужасов капитализма. Советский народ был бы поражен этой идеей в самое сердце, а Локшин — тихонько убит в Америке.

Последние месяцы он регулярно публикует в соцсетях воззвания к Бараку Обаме с требованием назначить американскому гражданину Локшину заслуженную пенсию, а заодно клеймит ЦРУ и ФСБ, происками которых объясняет отсутствие комментариев.

Старшие дети Локшиных преподают: дочь — в ВШЭ, сын — в астанинском Назарбаев Университете. Младший сын, единственный техасец в семье Локшиных,— режиссер, автор нашумевшей пивной рекламы, в которой звезда сериалов Х-Files и Californication Дэвид Духовны представляет, что было бы, если бы он родился в России, и читает стишок про «Это все мое, родное».

Леонард Пелтиер продолжает отбывать два пожизненных срока во флоридской федеральной тюрьме Коулман. В 1987 году к нему ездили советские врачи, годом позже Горбачев передал для него индейским активистам свою книгу про перестройку с автографом. После этого в СССР и России про индейского заключенного почти не вспоминали — правда, МИД в ответ на петицию американских правозащитников заявил, что на примере Пелтиера «регулярно доводит до сведения американской стороны наши озабоченности относительно многочисленных случаев нарушений гражданских прав и свобод в США». В поддержку осужденного по-прежнему собираются подписи по всему миру, сторонники выдвигали его в президенты США и на Нобелевскую премию мира.

Последний раз в условно-досрочном освобождении Пелтиеру было отказано в 2009 году. Теперь просить об УДО он сможет лишь в июле 2024-го, за два месяца до своего 80-летия.

Шамиль Идиатуллин