Владимир Дмитриев: «Мы начинаем самостоятельную жизнь» - «Интервью»

Несмотря на неспокойную ситуацию в мировых финансах, председатель ВЭБа Владимир ДМИТРИЕВ спокоен и уверен в себе. К 2015 г., обещает он, поддержка ВЭБом экономики страны составит 2—2,8% ВВП.

— В финансовом мире опять неспокойные времена. Кризис — не кризис, но уж точно большая волатильность. Как ВЭБ себя чувствует? Мобилизуетесь?

— Действительно, волатильность финансовых рынков с мая заметно возросла, а с июля серьезно заштормило. Мы это восприняли как сигнал. Наши профильные департаменты проводят еще более взвешенную политику в части долговых инструментов российских эмитентов. Это касается операций с рублевыми облигациями, векселями, еврооблигациями. Предпочтение отдается более коротким бумагам — как правило, до одного года.

— А что с акциями, которые вы прикупили в кризис?

— В сделках с акциями мы консервативны, ведь, как правило, мы являемся долгосрочными инвесторами, а иногда и стратегическими партнерами, входя в капитал тех или иных компаний. В то же время многие акции, которые мы приобрели в кризис на рынке, мы благополучно реализовали. Обеспечив, кстати, хорошую прибыль для себя и неплохую доходность для Фонда национального благосостояния. При этом, конечно, некоторые самые надежные бумаги мы продолжаем держать.

— А почему пакет «Газпрома» продали?

— Какой?

— По последнему отчету «Газпрома» по РСБУ, на май этого года за ВЭБом числится 0,86%. Вообще нигде не фигурируют 2,7%, которые были дополнительно выкуплены ВЭБом у E.On.

— Тот большой пакет, купленный у E.Оn, у нас по-прежнему на балансе.

— Какой у ВЭБа сейчас пакет акций «Газпрома»?

— Точно не скажу, потому что мы постоянно покупаем и продаем акции «Газпрома» как один из самых ликвидных инструментов.

— Все-таки кажется, что нынешняя неспокойная ситуация на мировом финансовом рынке не может на вас не сказаться. Даже российский бюджет не очень хорошо себя чувствует, а вы от бюджета напрямую зависите. Разве не так?

— ВЭБ строит свою текущую и планируемую деятельность без расчета на поддержку бюджета. Кстати — в отличие от большинства институтов развития других стран, которые имеют либо бюджетные гарантии по своим обязательствам, либо напрямую фондируются из бюджета. Федеральным бюджетом будущих периодов усиление капитальной базы ВЭБа не предусмотрено.

— То есть вы начинаете самостоятельную жизнь и больше не ждете помощи от бюджета? Ведь до сих пор ВЭБу все время что-то перепадало из казны.

— Конечно же, капитал ВЭБа в основном формировался за счет бюджета тогда, когда необходимо было создать мощную базу для старта Банка развития. В кризис наш капитал тоже был усилен для проведения некоторых антикризисных мер: например, мы выкупали допэмиссию ОАК. Эти меры закончились, и теперь, как вы верно подметили, мы начинаем самостоятельную жизнь. В стратегии Банка развития до 2015 г., которую мы выносим на ближайший наблюдательный совет, не предусматривается средств госбюджета для увеличения нашего капитала.

— Все деньги будете брать с рынка?

— Да. Для нас деньги с рынка — главный источник. В отличие от коммерческих банков, которые могут привлекать депозиты, в том числе от частных лиц, у нас такой опции нет. Для многих банков депозиты — весомый ресурс для проведения активных операций. У нас нет. Поэтому, когда нас рассматривают в качестве квазибюджетного инструмента и пытаются продавливать ставки ниже рыночных, это прямое непонимание природы нашей ресурсной базы.

— Но все-таки если вам государство и дает кредит, то всегда на выгодных условиях. Например, ВЭБ получал кредиты из средств ФНБ по привлекательной ставке. Именно поэтому, наверное, к вам приходили за помощью почти все бизнесмены и банкиры.

— Думаю, что в этом есть некий психологический момент: раз Банк развития, раз государственный институт, значит должен оказывать поддержку. Не забывайте еще, что в кризис балансы многих банков были серьезно отягощены плохими долгами. Им надо было помогать — не только потому, что от этого зависела жизнь российских компаний, но и потому, что в банках хранились вклады населения. Ударил бы кризис по банкам, это сразу бы сказалось на экономической ситуации в целом. Или что было делать с «Тракторными заводами»? Это же не просто предприятие, а тысячи работников.

— Всегда можно найти объяснение таким сделкам. Вот сейчас кризис прошел, а вы рассматриваете варианты финансирования сделки покупки «Распадской».

— Уже не рассматриваем. Приходят ко всем банкам, не только к нам. Вопрос в другом: принять предложение или отказать. Многие сделки, с которыми к нам обращаются, просто не соответствуют ни закону о банке развития, ни нашему меморандуму о финансовой политике. К сожалению, те, кто к нам обращаются, не всегда изучают основополагающие для нас документы. В них все прописано.

— Но ведь исключения бывают.

— Бывают. Некоторые проекты мы реализуем по специальному решению наблюдательного совета, в том числе не относящиеся к нашей профильной деятельности либо не вписывающиеся в лимит кредитования. Например, проект Т-платформы: мы войдем в капитал с объемом, который меньше лимита кредитования, предусмотренного меморандумом.

— Возвращаясь к стратегии ВЭБа: фондирование из госбюджета не предусмотрено, но, несмотря на это, вы собираетесь увеличивать кредитный портфель. Так?

— К концу 2015 г. мы собираемся нарастить кредитный портфель Банка развития до более чем 900 млрд руб., если быть точным, он должен составить не менее $30 млрд, а общий кредитный портфель Внешэкономбанка — $53—55 млрд.

— Амбициозное заявление! Ведь это, кажется, даже не удвоение, а утроение кредитного портфеля?

— Да. Мы исходим из того, что динамика финансирования, которую мы наращиваем после кризиса, позволяет нам уверенно смотреть на перспективы новых проектов, прежде всего инфраструктурных и крупных отраслевых. Мы ждем больших новых строек. Мы начинаем смещать акценты на кредитование инновационных проектов: к 2015 г. их доля должна составить не менее 20%. Кстати, во время кризиса мы приступили к реализации нескольких крупных проектов. Организация финансирования по трем из них была признана европейскими экономическими изданиями лучшей в соответствующих отраслях: «Тобольск-полимер», Хабаровский НПЗ, реконструкция аэропорта «Пулково».

— Вам не кажется, что нарисованная вами картина слишком прекрасна? При том, что вокруг все так нестабильно, вы просто кажетесь мечтателем.

— Что нестабильно? Финансовые рынки лихорадит, есть проблема суверенных долгов… У России нет другого пути, она должна и будет развиваться. У нас огромная страна: нам нужно модернизировать инфраструктуру, строить новые предприятия, поднимать сельское хозяйство. И все это надо делать на инновационной основе.

— ВЭБ растет на патриотизме?

— Мы растем на объективной реальности — зря вы иронизируете. Сейчас Россия много импортирует продовольствия, станков, самолетов, оборудования, нефтехимии. А все это мы можем производить у себя, отказавшись от дорогого импорта.

— Но ирония не случайна. Вы говорите о больших планах, а сейчас ВЭБ нередко фиксирует убытки…

— Это в основном бумажные убытки, связанные, например, с переоценкой ценных бумаг или с колебаниями курса. Конечно, иногда это происходит из-за нашей кредитной политики. Например, кредит такой компании, как «Тракторные заводы» — вроде развивающийся, но рискованный проект, — вынуждает нас создавать дополнительные резервы, отсюда получаются убытки. Подходы к кредитной политике, кстати, мы собираемся пересматривать.

— Ужесточая ее?

— Я бы сказал, наоборот, делая ее более либеральной. Сейчас она чересчур жесткая. Вообще, вопросы кредитной политики банков развития разных стран регулярно обсуждаются на встречах с коллегами. Ужесточение подходов к деятельности коммерческих банков вызывает серьезную обеспокоенность у нас — институтов развития, потому что все мы некоммерческие организации и характер нашей деятельности принципиально иной: мы даем длинные кредиты с учетом задач государства. Да и ресурсная база отличается от коммерческих банков. Следование общебанковским нормативам существенным образом ухудшает наши балансовые показатели.

— То есть банки развития всего мира хотят для себя поменять правила игры?

— На правила игры мы не замахиваемся. Мы хотим, по крайней мере, сделать разумные исключения. Ведь банки развития создаются государством и не преследуют своей целью получение прибыли.

— Какие исключения могут быть?

— Скажем, чтобы банки развития не столь жестко следовали требованиям создания резервов. Мы полагаем, что для нас могут быть сделаны изъятия.

— Но вы не платите налог на прибыль.

— Согласен. Законодатели это предусмотрели. Но мы делаем много того, на что не решился бы коммерческий банк. Например, при кредитовании может быть превышен уровень лимита на одного заемщика. Рыночный, тем более публичный институт окажется в весьма неловком положении перед своими акционерами и потенциальными кредиторами или рынками капитала. Решение набсовета — это своего рода гарантия государства для инвесторов. Набсовет — действительно представительный орган.

— Никто в этом не сомневается. Особенно если учесть, что главой вашего набсовета является премьер Владимир Путин.

— Стимулируя рисковые проекты, государство принимает, в том числе на себя, определенную ответственность. Не дай бог, конечно, но в случае, если ВЭБ не выполнит обязательства, государство ситуацию отрегулирует. Оговорюсь, что деятельность ВЭБа сейчас для инвесторов достаточно комфортна. Наши рейтинги неизменно находятся на уровне суверенных. В прошлом году наши заимствования были лучшими по всем параметрам, даже в том смысле, что никто до нас не выпускал столь длинные облигационные займы.

— Понятно — ВЭБ автоматически приравнивают к суверену.

— Нас приравнивают не просто так, это не просто дань тому, что мы государственный банк. Это подтверждение и оценка нашего риска, признание того, что государство всегда окажет поддержку Банку развития.

— В кризис все очень быстро происходило — вы помогали и помогали. Есть то, о чем сейчас жалеете, понимаете, что чего-то можно было и не делать?

— Конечно, мы не сравниваем себя с известным персонажем комедии «Операция «Ы»: «Песчаный карьер, два человека. — Я. Мясокомбинат. — Я». На самом деле у нас ментальность другая. Мы отдаем себе отчет: то, что мы делали — брали на баланс «Амурметалл», «Тракторные заводы», санировали «Глобэкс», Связь-банк, давали субординированные кредиты, — этого никто кроме нас сделать не смог. И, признаюсь честно, такую работу делать хоть и сложно, но очень интересно. А сокрушаться приходится только по одному поводу: все произошло слишком быстро — капитал Банка развития был сформирован в конце декабря 2007 г., не успели толком развернуться, тут нас всех кризис и накрыл.

— ВЭБ на кризисе мышцы накачал.

— Да, поупражнялись серьезно (смеется). Но мы не только антикризисные функции тренировали. ВЭБ начал реализовывать серьезные проекты развития.

— В кризис вы стали санировать банки, а это явно не ваша миссия.

— Не забывайте, нам и «Глобэкс», и Связь-банк достались небесплатно. Мы пока от них дивидендов не получаем, но зато исправно обслуживаем проценты по депозиту ЦБ, а это 8,5 млрд руб. ежегодно.

— Так что с «Глобэксом» и Связь-банком?

— Если вспомнить, в каком состоянии они перешли к нам во время кризиса, то, безусловно, дела идут неплохо. Я доволен. Связь-банк стал рентабельным и прибыльным. Рентабельность капитала составила в первом полугодии 25% в годовом исчислении, что является позитивным показателем для российской банковской системы. По состоянию на 1 июля банк получил 2,5 млрд руб. прибыли. Активы банка — 176 млрд руб. «Глобэкс» тоже показывает хорошую динамику роста капитализации и объемов бизнеса. За три года после кризиса банк увеличил кредитный портфель на 850% — с 9 млрд руб. до 87 млрд. «Глобэкс» удвоил активы: на 1 июля этот показатель составляет 145 млрд руб. В текущем году банк должен получить прибыль более 1 млрд руб., что тоже неплохой результат. Особенно если учесть, что банк работает в основном с корпоративной клиентурой.

— Вы собираетесь эти банки продавать?

— Конечно, но не сейчас. Хотя по-прежнему есть желающие приобрести эти банки за бесценок. Таким мы говорим: возьмите депозит ЦБ, который мы обслуживаем, и плохие активы, которые нам достались, — все эти недострои и долгострои, а потом отвечайте перед государством за это великое очищение.

— Уточните, пожалуйста, по рынку информация ходит или к вам приходят?

— Приходили и до сих пор предложения делаются.

— Чтобы вы себе все плохое оставили, а остальное продали дешево?

— Именно так.

— И сколько вам предлагают?

— Смешные цифры.

— Примерно?

— По крайней мере, ниже одного капитала. Причем бывает, что предложения раздаются такие: давайте подумаем над схемами. То есть денег нет, а съесть хочется.

— Когда же вы будете продавать их?

— До кризиса банки продавались с мультипликатором три-четыре капитала, последние сделки — чуть-чуть дороже одного капитала. Пока, как говорится, «Глобэкс» и Связь-банк карман не так страшно тянут. Мы их капитализируем, дождемся благоприятной рыночной ситуации, а после продажи сможем закрыть депозит ЦБ и компенсировать расходы по его обслуживанию.

— Вы хотите с выгодой их продать?

— Хотим выйти по крайней мере на безубыточном уровне. И, конечно, в увязке с этим надо рассматривать реализацию тех активов, которые мы взяли на себя, санируя банки (прежде всего «Глобэкс»). Со Связь-банком ситуация иная. Объем плохих кредитов у него составлял более 100 млрд руб. — колоссальная цифра для такого банка. Часть была списана, часть с большим дисконтом мы взяли на себя. Сейчас «ВЭБ капитал» занимается реализацией плохих активов и иногда, надо признаться, выбиванием долгов.

— По рынку ходит информация, что продавать эти два банка вы собираетесь иностранцам. Якобы у нас и продавать некому, если не Сбербанку и ВТБ.

— Серьезные разговоры о продаже сейчас бессмысленны. Ситуация не та. Но не скрою, обсуждаю ситуацию в неформальных разговорах с суверенными фондами и крупными инвесторами, которые с интересом смотрят на российскую банковскую систему. Поднимаю вопрос о том, не готовы ли они посмотреть в перспективе на вхождение в качестве миноритарного акционера в капитал этих банков. И надо признать, реакция позитивная. Наверное, в том числе и потому, что видят, что банки хорошо развиваются и их поддерживает ВЭБ. Как говорится, инвесторы уверены, что не нарвутся на скелеты в шкафу. Но подчеркиваю: никаких предметных практических разговоров о продаже банков нет.

— Расскажите про создание Почтового банка. Так много было шума из-за него, а сейчас тишина.

— Когда тема новая — много шума, а когда она становится самостоятельной историей, шум утихает. Это нормально. Напомню предысторию. Было решение набсовета ВЭБа о создании Почтового банка на базе Связь-банка с участием «Почты России» и банка-партнера. На эту роль мы отобрали банк «Русский стандарт» и Номос-банк. Кандидаты на партнерство детально проработали и согласовали с «Почтой России» различные модели реализации проекта. В свою очередь, ВЭБ расчистил баланс Связь-банка от проблемных активов. Окончательное решение по выбору операционной модели Почтового банка и привлечению банка-партнера в проект прямо зависит от способа вхождения «Почты России» в капитал Связь-банка. Решение о размере доли «Почты России» в капитале Связь-банка и источниках оплаты акций Связь-банка относится к компетенции правительства, так как затрагивает имущественные интересы страны. Без участия «Почты России» в капитале создание Почтового банка на базе Связь-банка теряет смысл. Сейчас «Почта России» продает услуги 20 коммерческих банков, включая Связь-банк, на договорной основе через 9000 отделений почтовой связи. Обеспечить покрытие банковскими услугами всей сети «Почты России» из 42 000 отделений при таком подходе просто невозможно из-за избирательного подхода коммерческих партнеров почты к поиску рентабельных точек продаж. Очевидно, что в удаленных и малонаселенных районах страны окупаемости вложений не будет и такие точки заведомо убыточны. Но ради них-то и затевалось создание Почтового банка. Предоставление банковских услуг, условно говоря, на окраинах — это социальная функция Почтового банка. Убытки здесь должны быть компенсированы доходами от продажи услуг в более доступных для каналов связи и насыщенных клиентами отделениях почты. Однако конкуренция с коммерческими банками в других точках не позволит генерировать доход, достаточный для дотирования убыточных отделений и окупаемости проекта в целом.

— Не поняла: Внешэкономбанк по-прежнему участвует в проекте, или планы поменялись?

— Конечно, мы сейчас рассматриваем свое участие. Мы изучили мировой опыт создания почтовых банков. Он демонстрирует эффективность эксклюзивного партнерства почтовой службы с почтовым банком, при этом почта участвует в капитале почтового банка и получает дополнительные доходы в виде дивидендов и роста капитализации своей доли. Второй вариант эффективности — агентские отношения почты с некоторыми конкурирующими коммерческими банками, услуги которых почта продает в выбранных банками точках продаж. Однако ни в одной из стран оба пути не реализованы одновременно. Таким образом, если «Почта России» сохраняет агентские отношения с другими коммерческими банками, проект создания Почтового банка рассыпается. Социальную, по сути, задачу покрытия банковскими услугами всех 42 000 отделений «Почты России» решить можно, но проект будет невозможно окупить. Решение об эксклюзивности отношений «Почты России» с Почтовым банком — это компетенция федеральных органов власти, так как оно затрагивает антимонопольное регулирование.

— При соблюдении каких условий вы будете участвовать в проекте?

— С февраля мы ставим перед органами власти вопрос об источниках оплаты «Почтой России» взноса в уставный капитал Почтового банка. Решения пока нет. При этом «Почта России» продолжает развивать альтернативный проект договорных агентских отношений с двумя десятками коммерческих банков и финансовых организаций. По данным «Почты России», технологическая готовность каналов связи позволяет в ближайшее время покрыть банковскими услугами 24 000 отделений почтовой связи без значительных капитальных вложений. Между тем для ВЭБа реализация проекта Почтового банка увязана со стратегией развития Связь-банка на 5—10 лет. Для восстановления платежеспособности и оздоровления Связь-банка мы привлекли депозиты Банка России в объеме 125 млрд руб. Из них 90 млрд руб. внесено непосредственно в капитал Связь-банка для восстановления достаточности капитала. Объем безнадежных активов Связь-банка по прошествии трех лет можно оценить в сумму порядка 100 млрд руб. Требования на 24 млрд руб. были списаны с баланса Связь-банка, права требования на сумму 75 млрд руб., переведенные на баланс Внешэкономбанка, были оценены независимым оценщиком всего в 6,3 млрд руб., еще 8 млрд руб. представляют собой переведенные на баланс Внешэкономбанка кредиты компаниям группы «Дон-строй», не имеющих источников обслуживания и погашения долга. Вернуть государству 125 млрд руб. без продажи Связь-банка невозможно. Стоимость обслуживания долга по ставке 1/2 ставки рефинансирования лежит на Внешэкономбанке и составляет 5 млрд руб. в год. Перед Связь-банком стоит задача наращивания капитализации с целью продажи на горизонте порядка 10 лет. Это при условии благоприятной рыночной конъюнктуры. Так что стратегия развития Связь-банка должна быть основана на существенном повышении его стоимости. Как я уже говорил, выручки от продажи пакета акций должно быть достаточно, чтобы погасить основной долг перед Банком России и проценты, выплаченные Внешэкономбанком за весь период. Это примерно 150 млрд руб. С учетом реалистичного мультипликатора 2,5 к капиталу стоимость чистых активов Связь-банка, приходящихся на долю Внешэкономбанка в его капитале, должна составить около 60 млрд руб.

— Значит, вы все-таки рассматриваете, что Почтового банка может не быть?

— Скажу дипломатично: решение о реализации проекта Почтового банка является отлагательным условием для формирования долгосрочной стратегии Связь-банка. Если правительство откажется от вхождения Почты России в капитал Почтового банка и примет решение об иной форме доступности банковских услуг населению, Связь-банк будет развиваться как универсальный коммерческий финансовый институт. Но, похоже, потихонечку проблема решается: в правительстве рассматривается акционирование «Почты России» и, соответственно, формат ее вхождения в капитал Связь-банка. Как мне кажется, постепенно, но уверенно подходим к решению. И, мне кажется, все уже понимают, что создание Почтового банка не должно быть филантропическим жестом с нашей стороны.

— Зачем Внешэкономбанк вместе с IFC участвует в создании Фонда капитализации малых банков?

— Международная финансовая корпорация (IFC) — структурное подразделение Мирового банка, которое не понаслышке знает проблемы региональных банков. Хорошо известно, что недостаток собственного капитала этих банков сдерживает инвестиции в российских регионах. Чтобы смягчить остроту проблемы, они связались с нами и обратились в Минфин с предложением создать Фонд капитализации российских банков (ФКРБ) для поддержки российских региональных банков. Причем не всех подряд, а именно лидеров кредитования реального сектора и локомотивов роста.

— Сколько ВЭБ готов вложить в этот фонд?

— В ходе переговоров Минфина, IFC и ВЭБа согласован вариант совместного и взаимообусловленного участия в фонде. Взнос Внешэкономбанка и IFC может составить до $250 млн, а Минфина — $50 млн. Думаем также привлечь в ФКРБ иностранных институциональных инвесторов. Основная цель участия ВЭБа в фонде — создание дополнительных стимулов для привлечения крупных иностранных инвестиций в реальный сектор через эффективно работающие региональные банки. Как ожидается, направление привлеченного ФКРБ капитала в реальный сектор через продвинутые банки будет иметь большее воздействие по сравнению с прямым инвестированием. По оценкам IFC, мультипликатор должен составить не менее 3:1. Так что при отборе банков крайне важно учитывать их текущую кредитную деятельность. Это подразумевает, в частности, высокую долю кредитов реальному сектору в общих активах банка, значительное региональное присутствие, активное участие в финансировании малого и среднего бизнеса.

— Собираетесь ли вы настаивать на обязательном введении своих представителей в совет директоров каждого из банков — участников программы?

— Не собираемся. Оперативное управление деятельностью ФКРБ будет осуществлять Asset Management Company, являющаяся 100%-ной дочерней компанией IFC. Но, обещаю, мы не будем сторонними наблюдателями. Мы будем мониторить и вместе с IFC выбирать те банки, которые станут объектами инвестиций этого фонда.

— Российский фонд прямых инвестиций (РФПИ), который был недавно вами образован, уже начал свою работу. Говорят, что РФПИ не идет трудными путями, а собирается инвестировать в крупные госпроекты.

— Я бы хотел предостеречь вас от стандартных клише. Нет ничего удивительного в том, что мы сосредоточиваемся на профильных для нас проектах — например, в лесопромышленном комплексе, фармакологии или сельском хозяйстве.

— Я правильно понимаю, что главная взаимосвязь такая: те, кто побывал у ВЭБа клиентом, может стать объектом для инвестирования РФПИ?

— Мы действительно предлагаем целый ряд проектов, которые хорошо знаем. Знаем, потому что кредитовали их либо мы, либо другие банки. Знание проектов очень важно, особенно на начальном этапе, когда раскручиваем работу фонда. Как говорится, от добра добра не ищут.

— Расскажите о первых сделках.

— Я бы с удовольствием это сделал, но как раз сейчас они находятся в стадии переговоров руководства РФПИ с зарубежными инвесторами. Для качественного анализа проекта требуется 6—9 месяцев. А до закрытия сделок РФПИ связан соглашениями о конфиденциальности. Потенциальные проекты связаны с агросектором, сферой энергоэффективности, медициной. Объектом инвестиций будут не только госкомпании, но и большое число перспективных частных компаний. Надо понимать, что для фонда важно сейчас не гнаться за количеством сделок, а отработать процедуры работы с проектами, механизмы инвестиций. Нужны не скорость, а качественные сделки с хорошей доходностью.

— Когда будут первые сделки?

— Надеемся, до конца года будут закрыты 1—2 сделки. Но как пойдет. Будем говорить так: сделки будут на рубеже 2011—2012 гг. Думаю, мой однофамилец Дмитриев [Кирилл Дмитриев, глава фонда] тоже так думает.

— Смешно, кстати, у вас с фамилиями получилось.

— Да, я Кирилла называю младшим братом. Хотя на самом деле мы не родственники. Вообще, фамилия Дмитриев очень популярна в ВЭБе. Когда я в 1997 г. пришел из Минфина в ВЭБ, посмотрел справочник сотрудников, оказалось, что Дмитриев — третья по частоте упоминаний.

— Дмитриевы, в общем, любят в ВЭБе работать.

— Дмитриевы вообще любят работать.

— Что происходит с Агентством по страхованию экспорта? Долго его собирались создавать, и вот наконец Госдума одобрила поправки в законодательство, институализирующие агентство.

— Потребность российских компаний в агентстве очень большая. Для ориентира мы сделали запрос, и многие компании-экспортеры прислали нам заявки на страхование экспортных кредитов: только на ближайшие три года потребность составляет десятки миллиардов долларов. Будьте уверены, при таких запросах простаивать агентство не будет. Сейчас готовятся нормативные акты и разные решения, которые необходимы для запуска агентства в работу.

— Разве вы еще не назначили руководителя Агентства по страхованию экспорта?

— Все организационные вопросы, в том числе директор агентства, будут утверждены на ближайшем набсовете. Думаю, что первые сделки по страхованию будут в I квартале следующего года.

— Сколько будет работать человек в штате агентства?

— Не меньше сотни. Я лично знакомлюсь с кандидатами. Это молодые, но достаточно известные представители страхового рынка. Есть страховщики, есть математики.

— Из частных компаний удается переманить?

— Конечно. И не только из российских, из зарубежных тоже. Радостно, что порой кандидаты, теряя в зарплате, все равно идут.

— Вы, наверное, их подкупаете патриотизмом…

— Интересной работой. Доходит до парадоксов. Сегодня прихожу на работу днем, у входа подходит ко мне молодой человек и говорит: «Здравствуйте, Владимир Александрович. У меня давняя мечта работать в ВЭБе». И протягивает мне резюме.

— Прочитали?

— Отдал в кадры. Но, я считаю, это поступок — полдня прождать и лично вручить резюме.

— Надо брать.

— Я к тому, что работа у нас нелегкая. Без зависти могу сказать: мы серьезно проигрываем в зарплатах коммерческим банкам.

— Разве не жалко, что у вас зарплаты ниже?

— Честно говоря, людей немного жалко, что им приходится работать за зарплаты зачастую ниже рынка.

— К вам, наверное, приходят с целью капитализации: поработают за небольшие деньги, а потом уходят на денежную работу. Работа в ВЭБе — неплохая запись в резюме.

— С сожалением приходится признавать, что некоторых наших сотрудников переманивают. Нам же приходится много работать с коммерческими банками, которые видят высокую квалификацию наших сотрудников.

— Вам поручили еще заниматься недавно образованным Агентством стратегических инициатив (АСИ)?

— Параметры мы пока не определили, так как правительство относительно недавно поставило Внешэкономбанк опорным финансовым институтом поддержки проектов АСИ. Мы пока создали в банке специальный департамент по взаимодействию с АСИ. Сама поддержка АСИ будет осуществляться в двух формах: спонсорские взносы на содержание агентства — пока 100 млн руб. — и предоставление инвестинфраструктуры Банка развития для помощи АСИ в экспертизе и «упаковке» проектов. Это поможет в дальнейшем проектам получать финансирование в коммерческих банках и у нас в ВЭБе. Я действительно рад, что идея создания агентства будет реализована. К сожалению, у нас пока слаба обратная связь с федеральными органами, которые должны давать четкие директивы институтам развития. Мне кажется, что руководству АСИ надо активно работать в этом направлении.

— Если бы чиновники нормально делали свою работу — просто нормально регулировали, не надо было бы ничего из-под них выжимать.

— Выжимать — не в наших правилах. Но мы рассчитываем на более тесное взаимодействие с профильными ведомствами, которое позволит нам встать в один ряд с ведущими мировыми институтами развития. Приведу пример Бразильского банка развития. Он смог практически с нуля поддержать авиационную промышленность Бразилии, которая теперь на равных конкурирует с лидерами авиапрома. А у нас как-то не так. Я недавно стал главой совета директоров ОАК и вижу, что ОАК развивается иначе.

— Теперь вы можете навести порядок. Вы же теперь главный.

— Для этого не нужно быть председателем совета директоров, для этого нужна четкая политика, ориентирующая Банк развития на конкретные проекты государственной значимости. Вспомните, во времена СССР был Промстройбанк, в котором работали и банкиры, и инженеры, и строители, которые обеспечивали финансирование крупнейших строек и контролировали целевое использование финансовых средств. Конечно, система была гипертрофированная. Сейчас много нареканий к целевым программам и бюджетному финансированию. Мне кажется, что ВЭБ мог бы стать тем самым инструментом, который заменил бы многие целевые программы, осуществляемые за счет бюджета, на финансирование на возвратной основе.

— Был же у нас Инвестфонд, который почти погиб уже.

— Про Инвестфонд не скажу. Но уверяю вас, гораздо сложнее будет осваивать бюджет стройки, которая финансируется ВЭБом при нашем жестком технологическом контроле и должном внимании к расходованию средств. Мы-то знаем, как деньги «осваиваются», особенно бюджетные.

— Осваиваются — вы имеете в виду пилятся?

— Лично не присутствовал.

— Можете коротко рассказать о вашей среднесрочной стратегии?

— Помня все сложности и издержки четырех с лишним лет деятельности Банка развития, мы внесли серьезные коррективы в стратегию развития ВЭБа до 2015 г., которую собираемся вынести на ближайший набсовет для рассмотрения и утверждения. Я бы сказал, что мы во многом переосмыслили роль и место банка в экономике, заложили качественно другие подходы в его стратегию. Основная черта новой стратегии — наращивание операций Внешэкономбанка как института развития, повышение роли в инвестиционной политике страны, активное участие в модернизации экономики, смещение акцента на инновационные проекты…

— Какой показатель, который вы себе ставите, считаете главным?

— Мы ставим показатель, что к 2015 г. объем нашей поддержки национальной экономики должен составлять 2—2,8% ВВП.

Биография

Родился в 1953 г. в Москве. Окончил Московский финансовый институт по специальности «международные экономические отношения».
1987 — второй, потом первый секретарь посольства СССР, России в Швеции
1995 — замначальника департамента иностранных кредитов и внешнего долга Минфина
2002 — заместитель председателя правления Внешторгбанка, в том же году назначен председателем совета директоров Русского коммерческого банка (Кипр), дочернего банка Внешторгбанка
2004 — председатель Внешэкономбанка (после реорганизации банк получил статус госкорпорации)

Осень Владимира Дмитриева

В кабинете у Дмитриева висит большая картина. На ней нарисована осень. На замечание, что сейчас модно в личных кабинетах менять картины и высший шик — договориться с хранилищем какого-нибудь известного музея, чтобы в офисе были работы великих художников, Дмитриев ответил: «Эта осень у меня перед глазами всегда. Я ее люблю. Любопытно, что это не картина, нарисованная художником, а компьютерная репродукция. Это компания Hewlett-Packard подарила. Потрогайте ее, она как настоящая — воспроизведено все идеально, даже шероховатости от красок. Инновация в некотором смысле».

Внешэкономбанк

Государственная корпорация. Финансовые показатели (на 31 марта 2011 г., МСФО): активы — 2,16 трлн руб., капитал — 553,35 млрд руб., чистая прибыль (I квартал 2011 г.) — 20,9 млрд руб.

Спорт, море и внуки

«Отдыхать люблю активно, обожаю плавать, играть в теннис. Самое любимое море — Черное, а любимое место — Крым. Места для отдыха стараюсь выбирать непафосные. А еще хорошо проводить время с внуками. У меня их целых три».

Беседовала Евгения ПИСЬМЕННАЯ