Наталья Новикова: «Россия до сих пор относится к развивающимся и высокорискованным странам» - «Интервью»

 Российская экономика непредсказуема и зависит от множества факторов, и это не только цены на нефть. Перед выборами из страны активно утекал капитал. Аналитики даже заговорили о «политической скидке» на российские активы.

О том, почему возможность смены правительства так пугала инвесторов, что нужно сделать, чтобы эта ситуация изменилась, и почему российский банковский сектор можно считать развивающимся рынком, в интервью порталу Банки.ру рассказала экономист Citi по России и СНГ Наталья НОВИКОВА.

 

— В исследовании Ситибанка утверждается, что на российские активы существует «политическая скидка»? Что это означает? И что будет происходить с этой скидкой в 2013 году?

— Когда Россия готовились к выборам, у политической элиты повысился риск потери легитимности. В это время мы увидели резкий отток капитала и давление на рынок акций. Наши аналитики отметили, что эта «политическая скидка» выросла, поскольку базовые экономические показатели изменились не так существенно. На самом деле очень сложно оценить, почему капитал уходит из страны. Никогда нельзя точно знать, что вот эти суммы инвесторы вывели просто потому, что в другой стране нашелся перспективный проект, а вот эти — потому что инвестор

потерял, как это называлось в перестроечное время, «крышу», то есть потерял надежного партнера или посредника. Это мы никогда не посчитаем и не узнаем. Но исходя из экономической теории, если отток капитала мы сравниваем с притоком по счету текущих операций, то они должны друг друга балансировать. Очевидно, что есть какие-то дополнительные факторы, которые двигали отток капитала перед выборами. К концу 2011 года политическая стабильность, а вместе с ней и экономические перспективы оказалась под вопросом. И часть оттока капитала, которую мы видели в 2011 году, отражала этот факт.

После выборов стало понятно, что статус-кво сохранится еще какое-то время.

— Но после выборов ситуация с инвесторами не сильно изменилась. Российский Центральный банк обещал, что после формирования нового правительства в мае средства начнут возвращаться. Но по итогам 2012 года из России «утекли» 67 миллиардов долларов, всего на 13,5 миллиарда меньше, чем годом ранее.

— Надо учитывать, что есть наши внутренние факторы и есть внешние факторы. В это время в глобальной финансовой системе происходила «накачка» денежных средств, и она куда-то должна притекать. Часть этих денег дошла до России. Так, в четвертом квартале все-таки был приток по банкам.

Проблема, однако, в том, что Россия до сих пор относится к развивающимся и высокорискованным странам. Поэтому когда происходит уменьшение количества свободных денег на глобальных рынках, или рост неопределенности в мире, или внутри России появляются проблемы, инвесторы сразу выводят капиталы.

— Что должно произойти, чтобы эта ситуация изменилась? Потому что, когда осознаешь, что будущее твоей страны и в какой-то степени твое будущее зависит от совершенно непредсказуемых цен на нефть, становится довольно страшно.

— Нужно менять экономическую модель. Под моделью я подразумеваю систему, когда государство перераспределяет доходы от продажи полезных ископаемых. Сейчас около 40% ВВП переносится в потребительский сектор в виде пенсий, зарплат бюджетникам и так далее. И пока мы проедаем эти доходы, никаких структурных изменений не происходит. Такая модель достаточно быстро себя изживает. И российская экономика

уже забуксовала. В этом году мы прогнозируем рост ВВП на уровне 3%. В ближайшие два-три года он составит около 3,5—4%. Говорить о серьезных изменениях можно будет в тот момент, когда мы начнем инвестировать нефтегазовые доходы в сектора, которые позволят снизить зависимость от колебаний цен на нефть и газ. Это и имеют в виду в правительстве, когда говорят о модернизации. Но только этого будет недостаточно по нескольким причинам. Во-первых, у инвестиций, которые проходят через госсектор, низкая эффективность. А во-вторых, горизонт планирования оказывается достаточно краткосрочным, потому что у каждого правительства есть свой срок работы. В отличие от частного сектора, который основывает свой проект и ведет его всю свою жизнь, вкладывает в него и развивает.

— Боюсь, это не про Россию. У большинства российских бизнесменов горизонт планирования — год-два.

— В том-то и дело, что если мы хотим стимулировать инвестиции, мы должны обеспечить, в первую очередь, стабильность и увеличить у частного сектора вот этот самый горизонт планирования. Чтобы бизнесмены не были в постоянном ожидании изменений законодательства. Частному сектору нужен период стабильности, и финансовой и регулятивной. Это не делается за год, это не делается даже за пять лет. Потому что даже если правительство предпримет какие-то шаги в этом направлении, они скажутся на экономике через годы. Именно поэтому мы и сохраняем такие достаточно умеренные, даже, я бы сказала, консервативные оценки по росту экономики — 3—3,5% в реальном выражении в ближайшие несколько лет.

— Тогда возникает вопрос: если предыдущее правительство проводило такую хаотичную политику, то почему возможность его смены так пугала инвесторов и они выводили капиталы?

— Есть разные виды стабильности. Есть регулятивная стабильность, которая означает, что законы и налоговые ставки не будут постоянно меняться. Речь идет о том, что задаются определенные правила игры, которые будут соблюдаться. И именно такая стабильность нужна бизнесу. Инвесторов перед выборами пугала возможная потеря легитимности существующей властью. Как только законность избрания власти ставится под вопросом, эффективность и сила этой власти начинают снижаться. Инвесторам нужна стабильность другого рода. А именно предсказуемость, чтобы было понятно, с кем договариваться и насколько этот договор будет выполняться.

Постоянно меняющаяся налоговая и регулятивная среда — для нас привычное явление.

— Происходят ли какие-то позитивные изменения?

— Надо признаться, что у нас было предпринято несколько шагов, которые снижают зависимость от цен на нефть. Например, мы увидели принятие бюджетного правила. Конечно, сохраняется много вопросов, как оно будет действовать на практике. Но это, безусловно, хорошая новость. Кроме этого, Центральный банк планомерно переходит к более гибкому образованию валютного курса. Опять со своими оговорками, но, тем не менее, эта тенденция есть. У чиновников на самом высоком уровне появилось понимание, что волатильный обменный курс не так страшен, если он позволяет нам снизить инфляцию.

— А решение о создании Росфинагентства, которое будет управлять деньгами в Резервном фонде, можно считать хорошей новостью? Здесь мнения экспертов разделились. Некоторые боятся, что нефтяные деньги снова потратят не туда.

— Я думаю, что споры будут идти еще долго. Если мы говорим о формальном создании института, то, возможно, Дума быстро договорится и примет соответствующий закон. Но для того, чтобы управление резервами изменилось на практике, нужно пройти огромный путь. Мало написать закон о Росфинагентстве, важно правильно поставить перед ним задачи. Проблема в том, что, когда деньги

лежат очень близко от бюджета, их хочется потратить. Сейчас очень часто мы слышим о желании немножечко изъять из кубышки и инвестировать в реальный сектор. Такой подход стимулирования экономики может существовать, со всеми оговорками на эффективность. Но, с учетом того, что мы страна — экспортер нефти, а этот рынок очень нестабилен, нам нужно иметь подушку безопасности. Нам нужно определиться, какой она будет, — 5% ВВП, 7% или 10%? Но она нужна обязательно. И эти вопросы еще долго будут обсуждаться.

— Еще один вопрос, который сейчас активно обсуждается, — что делать с пенсионной системой. Пенсионные накопления россиян также предлагают инвестировать в инфраструктурные проекты. Как вы оцениваете эту идею?

— Как будущий пенсионер, чьи деньги хотят потратить, я, конечно, это не приемлю. Как макроэкономист, который смотрит на устойчивость пенсионной системы в целом, я рассуждаю сложнее. Инвестировав накопительную часть пенсии в строительство различных инфраструктурных объектов, мы решим вопрос финансирования дефицита пенсионного фонда в ближайшем будущем. Если использовать этот механизм сейчас, то вопрос дефицита пенсионного фонда станет менее острым. Но это ничего не решит в долгосрочной перспективе и лишь отдалит увеличение пенсионного возраста. Скорее всего, его все равно придется повышать через некоторое время в той или иной форме.

— Недавно вышел правительственный прогноз экономического развития России до 2030 года. В нем описываются три возможных сценарии, и все они достаточно позитивные. Как вы думаете, какой сценарий наиболее вероятен? Или есть еще какой-то четвертый сценарий, про который не рассказывают чиновники?

— С одной стороны, выбор пути развития определяется изнутри страны. Но есть и внешние факторы, которые могут подтолкнуть к тому или иному решению. Если говорить о внешних факторах, то понятно, что чем легче нам будет житься, чем выше будут цены на ресурсы, тем меньше у правительства будет стимулов для того, чтобы что-то менять. Если цены на нефть будут выше 120 долларов за баррель, то на пару лет дискуссия о непростых политических решениях будет отложена. В то же время при падении цен ниже 90 долларов за баррель нам станет тяжело. И тогда уже можно будет надеяться на более активные изменения.

Для обеспечения хороших темпов долгосрочного роста необходимо решить несколько проблем. С одной стороны, это ограниченность, изношенность или даже сокращение ресурсов (как в случае с трудоспособным населением). С другой стороны, низкая эффективность использования имеющихся ресурсов — устаревшие технологическая и неразвитая инфраструктура. Прогнозировать, как именно они будут решаться, сложно. Например, у нас есть земли на Дальнем Востоке, но до них сложно добраться, и, как следствие, эффективность использования оказывается низкой. Как подойти к проблеме? Залить бюджетными деньгами или создать привлекательные условия для частного капитала. Сокращение трудовых ресурсов: следует разрешить массовый приток мигрантов или привлекать только высококвалифицированных специалистов и инвестировать в качество образования? От того, какими будут решения существующих проблем, и будет зависеть, сможем ли мы выйти на экономический рост в 4% независимо от состояния энергетических рынков или еле дотянем до 3% при условии хороших цен на нефть.

При существующих тенденциях я бы ожидала, что в ближайшие несколько лет мы останемся на уровне 3—3,5% роста, если вдруг не произойдет бума на нефтяном рынке. Но Россия не ограничена этим низким ростом. У страны есть большой потенциал. Вопрос только в том, чтобы правильно и вовремя решить проблемы.

— Многие экономисты говорят о том, что Россию пора выгонять из клуба быстроразвивающихся стран БРИК, поскольку темпы роста российской экономики намного ниже, чем в Индии, Китае и Бразилии. В то же время и развитой страной Россию назвать нельзя — до уровня жизни европейских стран Россия еще не дотягивает. Что сейчас из себя представляет российская экономика по сравнению с другими странами?

— У России многие показатели уже очень похожи на показатели развитых стран. Это и доход на душу населения, и роль госсектора в экономике, и демографическая ситуация. Российское население так же стареет, хотя и медленнее, чем в Европе. Но вместе с тем в России остается много рынков, которые еще не насыщены. Например, финансовый сектор. То есть в России есть рынки с высоким потенциалом развития, которые еще находятся на уровне формирующихся стран. И я думаю, что Россию нужно рассматривать как раз в рамках отдельных секторов экономики.

— Почему банковский сектор можно отнести к развивающемуся рынку?

— Есть несколько стандартных показателей, которые позволяют оценить, насколько насыщен рынок. Например, объем кредитования населения в процентах от ВВП существенно ниже, чем в соседних странах Центральной Европы. Если у нас он порядка 11—12%, то в других странах в два — три раза больше. Другой показатель — отношение долга к средней месячной заработной плате. В России он составляет около трех-четырех месяцев. У соседей — больше десяти. Наконец, доля наличных в обращении остается высокой — около 25% денежной массы — и, соответственно, наличные остаются основной формой оплаты в рознице. Это происходит по нескольким причинам. Где-то не хватает банковской инфраструктуры, где-то просто не хватает финансовой грамотности. При этом в экономике высока доля серого оборота.

Но все это показывает, что сектору банковских услуг есть куда расти в долгосрочной перспективе. В какой форме это будет происходить, пока сказать сложно. Понятно, что в России очень много банков и будет происходить консолидация. Вряд ли она убьет все региональные банки. Потому что они знают своих специфических клиентов, и с развитием малого и среднего бизнеса потребность в таких банках будет возрастать.

— Каким для банковского сектора будет 2013 год?

— Уже сейчас можно увидеть важную тенденцию. Наметилось замедление роста в кредитовании. Как в корпоративном, так и в потребительском. В корпоративном кредитовании высокие ставки уже не отбиваются. Регулирование, которое ужесточает Центральный банк, должно привести к тому, что и рынок потребкредитования начнет постепенно замедляться. Все-таки в России нет факторов, которые стимулировали бы 40-процентный рост в потребкредитовании. На 2013 год мы прогнозируем 10—15% роста в секторе корпоративного кредитования и 25—30% роста потребкредитования. Это будет сопровождаться снижением ставок.

Беседовала Александра КРАСНОВА,