Андрей Спиваков, Райффайзенбанк: «Кризис дал банкам и клиентам большой цифровой пинок» - «Финансы»

— Долгосрочное видение не изменилось. Кризис, которому мы все стали свидетелями, конечно, дал банкам и клиентам банков с точки зрения их поведения и привычек, как сейчас модно говорить, большой цифровой пинок. И мы прошли путь, который планировали пройти за несколько лет, буквально за несколько месяцев. При этом начиная с июля мы наблюдаем некий откат на те позиции, которые были в начале года. Но думается, что это краткосрочный тренд. И концу года с учетом того, что, видимо, начинается вторая волна, мы четко зафиксируем те цифровые привычки, которые приобрели в мае и июне, то есть в самые жесткие месяцы карантина.

— А в чем проявляется этот откат?

— Во время самой острой фазы кризиса люди очень активно пользовались мобильными приложениями, выросла доля кредитов, взятых онлайн. Сейчас мы наблюдаем снижение этих показателей, которое связано с тем, что люди все-таки чаще стали выходить из дома, совершать больше офлайн-покупок, стали больше путешествовать.

— Вы уже упомянули, что надвигается вторая волна коронавируса. Чего вы ожидаете? Будут ли снова массовые закрытия, увольнения, снижение платежеспособности заемщиков и, соответственно, рост просрочек по кредитам?

— Что касается макроэкономики, мне кажется, худшее уже позади. Мы за время почти трех месяцев карантина убедились, что предприятия могут работать в удаленном режиме, что сотрудники с удовольствием и не снижая производительности выполняют свои обязанности. Хотя если кого-то спросить год назад об этом, то, наверное, большинство предпринимателей сказали бы, что это невозможно. Однако апрель — июнь показали, что все в порядке. Поскольку мы уже такой опыт имели и путь, в принципе, пройден, привычки наработаны, я думаю, что ничего страшного произойти не должно. Другое дело, если мы столкнемся с какой-то другой разновидностью коронавируса и, например, эта вторая волна растянется на 4—6 месяцев, может быть, на больший срок. Тогда, конечно, на таком длинном горизонте мы получим для экономики негативные эффекты более серьезного плана. Что касается Райффайзенбанка, то нас это коснется даже в меньшей мере, чем остальных банков, и это связано с тем, что мы всегда придерживались предельно консервативной кредитной политики. Мы тут как банкиры совершенно спокойны и готовы к любым неожиданностям, которые могут произойти. Другое дело, конечно, когда так говоришь, лучше постучать по дереву.

— В таком случае можно ли ожидать, что пик выхода на просрочку по розничным заемщикам уже пройден, или нам стоит ожидать ухудшения хотя бы по окончании периода законных кредитных каникул?

— Действительно, 1 октября кредитные каникулы закончатся, и есть ожидания на рынке, что многие клиенты, кто воспользовался каникулами, выйдут в просрочку. Но тут есть два фактора. Во-первых, число обращений за каникулами, если бы этот фактор действительно имел значение, лавинообразно снижается с июля, когда карантинные меры стали отменяться. Во-вторых, мы видим, что в общем портфеле Райффайзенбанка каникулами воспользовалось всего полпроцента от числа наших заемщиков. Это очень маленькое число, и мы думаем, что какого-то значимого увеличения этого числа не должно произойти. По крайней мере, никаких предпосылок на сегодня для этого нет.

«Мы получили тот самый взрывной рост, который всегда банкирами и членами правительства предполагался»

— Пандемия послужила причиной еще одного феномена, по крайней мере на рынке ипотеки. Льготная программа на новостройки, которую ввело правительство, привела к тому, что резко выросли выдачи ипотеки — по данным за август, по рынку почти на 60% год к году. Можно ли назвать такой рост здоровым? Не считаете ли вы, что есть некоторый перегрев на этом рынке или даже возможность образования пузыря?

— Я неоднократно видел графики, которые показывают, насколько должен вырасти спрос при снижении ставки на один, полтора или два процента. И всегда эти графики показывают значительный рост при любом снижении ставки. Правительство вышло с дотацией на 2,5%, а это значимая величина, притом что ставки по ипотеке уже были на момент старта этой программы существенно ниже 10%. По сути дела, размер дотации достигает 20—30%, а это значимая экономика. То, что происходит сейчас, математически моделировалось многие годы назад, когда, помните, были разговоры, почему в России ипотека не по 5%. Сейчас она не 5%, а 6,5%, но мы, по сути, получили тот самый взрывной рост, который всегда банкирами и членами правительства предполагался и обсуждался.

— А нормален ли этот взрывной рост в данных условиях, в ситуации неопределенности с тем, что будет дальше с пандемией и платежеспособностью заемщиков, которые только взяли ипотеку?

— Ипотека — это не такой страшный продукт, как его часто люди видят из-за размера его суммы, потому что выплата этой суммы растягивается на десятилетия и размер ежемесячного платежа по ипотеке не такой великий. Больше того, если, не дай бог, в экономике происходят такие краткосрочные явления, как COVID, банки с большей охотой, имея обеспеченный кредит, предоставляют разного рода каникулы или послабления. И поэтому получается ситуация даже более защищенная для заемщиков, чем для клиентов, пользующихся кредитными картами или необеспеченным кредитованием. Поэтому какой-то большой опасности для ипотечников я не вижу. Я думаю, что это очень позитивный пример того, как одна очень важная для страны отрасль тянет за собой остальные отрасли экономики.

— Одновременно со взрывным ростом выдач увеличивается доля ипотеки, первоначальный взнос по которой обеспечен потребкредитом. Эту тенденцию уже даже ЦБ отмечает, хотя каких-либо рисков регулятор не видит и каких-либо действий предпринимать пока не собирается. Действительно ли здесь нет никакой опасности?

— Банки при выдаче ипотеки обращаются в бюро кредитных историй, если они видят, что недавно человек получил потребительский кредит, они могут учитывать этот факт в своих риск-моделях. И тут каждый банк делает свой выбор: он посчитает, что первоначальный взнос ненадлежащего качества, или сам факт кредита на первоначальный взнос как-то ухудшает его ситуацию, или не посчитает. Бывает, приходит абсолютно первоклассный заемщик с высоким кредитным рейтингом, но по какой-то причине он недавно взял потребительский кредит. Таким людям банки не отказывают. Каждый банк в свою модель закладывает риск на этот случай — ситуация прозрачная, поэтому она управляемая.

— Для банка, может быть, и управляемая. А для системы в целом?

— Для системы в целом доля таких кредитов не слишком велика. По большому счету, у регулятора есть весь инструментарий, чтобы это пресечь. Регулятор может ввести какие-то дополнительные требования для того, чтобы банки ограничили выдачу таких кредитов, но их доля невелика, такие кредиты, по данным бюро кредитных историй, обслуживаются неплохо. То есть нет какого-то однозначного явления, что те заемщики, кто на первоначальный взнос взял потребительский кредит, как-то хуже платят. Этот фактор есть на радаре, за ним наблюдают, его изучают, но, поскольку каких-то прямых негативных последствий никто пока не нашел, его, скорее, относят к разряду тревожных, но не опасных.

— Правительство уже дало понять, что льготная ипотека на новостройки будет продлена, но пока непонятно, на каких условиях. Как вы думаете, может ли это привести к еще большему снижению ипотечных ставок на рынке?

— Я думаю, все будет зависеть от программы, которую правительство предложит. Пока мы видим, что по текущей программе те бюджетные средства, которые были выделены, не освоены. Мы первые на рынке свой лимит израсходовали, потому что очень быстро эту программу запустили. Мы попросили дополнительный лимит, и нам его дали. И в целом мы видим, что спрос пока не полностью исчерпал те бюджетные средства, которые правительство выделило на эту программу. Если на рынке есть избыток предложения со стороны банков, ставки могут пойти вниз. Но пока мы наблюдаем тренд достаточно сбалансированный, поэтому ставки колеблются по этой программе между 6% и 6,5%. Как только мы увидим избыток предложения, значит, мы увидим предложения 5,5—5,75% и более интересные ставки.

— Вы не исключаете, что такой избыток может произойти?

— Больше того, я его прогнозирую.

— Недавно Райффайзенбанк провел исследование и выяснил, что каждый четвертый заемщик хотел бы провести ипотечную сделку удаленно. На мой взгляд, это немного. Почему, по-вашему, такое недоверие к онлайн-технологиям?

— Это не недоверие к онлайн, а просто очень велика ответственность по самой ипотечной сделке, размер которой очень велик. Если посмотреть, например, на потребительские кредиты, которые наш банк выдает, то доля кредитов, которые выдаются полностью онлайн, превышает уже 70%. Но все равно не 100%. Если посмотреть вообще на статистику, как общество делится на новаторов и консерваторов, то в разных культурах число новаторов колеблется от 3% до 10%. Поэтому то, что у нас в России 25% уже согласны на онлайн-ипотеку, говорит о том, что это уже не есть новация, это реалия. Просто в силу значимости такого решения, в силу того, что ипотека в среднем берется один раз в жизни, люди перед подписанием документов хотят лично поговорить с людьми в банке, лично почитать документы. Поэтому я считаю, что это прекрасная история — 25%. И мы точно увидим 35—50% уже буквально в следующие два года.

— Можно сделать вывод, что с ипотекой у нас все хорошо в пандемию. А что происходит с потребительскими кредитами? Когда потребкредитование может вернуться к своему нормальному росту?

— Я видел данные НБКИ, которые показали, что год к году процесс утилизации лимитов по кредитным картам снизился в среднем на 5—7%. Когда люди стали меньше путешествовать, меньше тратить и меньше пользоваться кредитными картами, такое снижение процента утилизации от открытых лимитов — абсолютно обоснованный результат. Если мы говорим про необеспеченное кредитование, то в нашем банке мы наблюдаем 20-процентный рост год к году. И спрос сейчас очень хороший, выше, чем был в прошлом году. Но тут мы можем наблюдать эффект отложенного спроса. У людей накопились обычные жизненные, бытовые потребности, которые были отложены. Весь вопрос в размере этого отложенного спроса. Пока мы с осторожностью наблюдаем за этой ситуацией.

— Спрос вырос, но ведь не всем же клиентам банки готовы давать кредиты. Мы наблюдали на рынке, как банки ужесточали свои подходы к отбору заемщиков. Вы как-либо пересматривали свою риск-политику за время пандемии?

— Мы ни в коем случае не вводили никакой селекции по отраслям, по полу, по возрасту и так далее. Не секрет, что все банки принимают решение на основании своих внутренних скоринговых карт. Мы в зависимости от ситуации на рынке регулировали тот уровень клиентов, которым в нашей скоркарте мы готовы давать кредит. По большому счету, сейчас все наши докризисные настройки восстановлены.

— Что происходило с автокредитованием? Там мы тоже можем наблюдать восстановление и отложенный спрос?

— В июне мы увидели восстановление спроса, в июле — просто ажиотажный спрос, а в августе мы увидели падение. Как говорят эксперты, с кем я разговаривал, прежде всего причина в том, что есть недостаток автомобилей. Падение автокредитования — это уже вторичный фактор, который зависит от того, сколько у дилеров машин в наличии. Разворачивая эту катушку дальше, мы видим, что по большому счету европейские и американские автопроизводители тоже 2—3 месяца в этом году стояли, не выпускали машины. Машина до России в среднем плывет месяц-два в зависимости от удаленности производителя. И видимо, на август пришелся тот самый провал в поставках. Поэтому я думаю, что к концу года мы опять увидим восстановление после того, как график поставок будет нормализован.

— На ваш взгляд, не время ли сейчас для каких-то программ поддержки для российского автопрома и автокредитования?

— В России был прекрасный опыт программ стимулирования автокредитования, сейчас они свернуты и заменены другими, в силу того, что те программы были успешными и достигли своей цели. Но если учитывать, что автопром является таким же драйвером экономики, как и строительная отрасль, я думаю, что это было бы сверхполезно. Я думаю, что правительство над этим размышляет. Надеюсь, мы скоро такую программу увидим.

«Мы перешли в состояние «меча и щита»

— Я вернусь к тому, с чего начали — с вашей колонки. Мне там понравилась одна мысль, что будущее не за конкуренцией между банками, а за продуктовой конкуренцией. Если мы говорим о розничном кредитовании, чем здесь можно конкурировать, кроме ставки?

— Этот вопрос — бесконечное поле, на котором ломаются копья между банкирами. Есть группы банкиров, которые говорят, что все уже придумали до нас, все продукты одинаковые и ничего нового рынку предложить невозможно. Есть вторая группа банкиров, к которым отношусь и я, которые говорят, что поле непаханое и можно много новых хороших возможностей предложить. Если говорить о Райффайзенбанке и о наших принципах построения продуктов, мы для себя выбрали простой девиз: просто, четко, компетентно. С нашей точки зрения, клиентам не достает в банковских продуктах прозрачности, понятности. У нас в этом году состоялось два абсолютно фееричных старта, которые удивили нас самих. Мы сделали прекрасную дебетовую карту с кешбэком 1,5% на любые покупки и сделали аналогичную кредитную карту. Мы там вычистили все, что только можно было вычистить, с точки зрения сложности, каких-то специальных банковских терминов, исключений, которые клиенты так не любят. Не секрет, что клиенты к банкам часто относятся настороженно, и это связано с тем, что банковские продукты часто излишне сложны. Не всегда это вина банкиров, иногда это прямо прописано в законодательстве, что вот так должно быть, и банкиры, как люди законопослушные, иногда досконально это воплощают в своих договорах.

— Сейчас никого не удивляет, что кредит онлайн можно взять буквально за несколько минут. Это все прекрасно, но есть обратная сторона, с которой я все чаще в последнее время сталкиваюсь. Сейчас новый тренд появился, когда мошенник убеждает жертву взять под каким-то предлогом кредит, а затем эти деньги уводит. То есть упрощаем для клиентов, но и рисков для них становится больше. Как-то можно этому противостоять?

— Социальная инженерия — очень неприятный тренд, потому что он очень тяжело алгоритмизируется и ему очень тяжело противостоять, но банкиры вроде как успешно это делают. Ведь если бы мы не видели успехов у банкиров в противостоянии этому тренду, число этих случаев экспоненциально бы росло. А в принципе, процент такого рода мошенничеств остается постоянным. Это значит, что мы перешли в состояние «меча и щита». Сейчас банкиры и мошенники в некоем паритете: то банкиры находят какой-то способ снизить порог мошенничества, то мошенники находят какую-то брешь, и эта брешь становится массовой. Сейчас, с моей точки зрения, самая значимая дыра — это то, что мошенники нашли брешь на стыке между сотовыми операторами и банками. И поскольку идут обсуждения между Центральным банком, сотовыми операторами и банками о том, что эту брешь надо закрыть, я надеюсь, что мы увидим очередное снижение числа мошенничеств. Но я не исключаю, что в будущем мошенники найдут что-то новое — это какой-то бесконечный процесс. Безусловно, при этом банки где-то действуют превентивно. Другое дело, что когда мошенничество не состоялось, то об этом никто и не знает, об этом очень мало говорят. Поэтому нам кажется, что этой работы нет. А она есть, и мы ее очень уважаем.